Аттила

– А ныне! – вскричал Визигаст. – Его намерение на следующую весну гибельнее всех прежних. Хотя он держит свои цели в глубокой тайне, и о них можно только догадываться, но они должны быть чудовищны, судя по силам, которые он собирает. Он созывает все свои народы, а их несколько сот, из обеих частей света, а из третьей, из Африки, вандал протягивает ему руку для страшного союза!

– Кому грозит беда? Опять востоку? – спросил Гервальт.

– Или западу? – спросил Дагхар.

– Вернее, обоим, – заключил Ардарих.

– Кому бы ни было, – продолжал король ругов, – но он будет в шесть раз сильнее, чем был три года тому назад! А его противники? На византийском престоле сидит ничтожество! На востоке Аэций в опале у императора Валентиниана, и ему угрожает кинжал убийцы. У вестготов четыре брата короля враждуют между собою из-за короны. Погибнет свет, погибнет на веки, если покорены будут еще Галлия и Испания. Тогда падут Рим и Византия. Раньше, чем он выступит в этот поход, который увенчается несомненной победой, он должен погибнуть. Иначе он поработит весь мир. Прав я или нет, друг Ардарих?

– Прав, – со вздохом отвечал он, прижимая ко лбу стиснутую левую руку.

– Нет, ты неправ, король Визигаст! – сказал алеманн. – Ты был бы прав, если бы он был также смертен, как и мы, и если бы его возможно было обуздать

такими же средствами, как и других людей. Но он злой дух! Он – порождение ада! Так говорят, между собой наши жрецы. Ни копье, ни меч, ни какое другое оружие не может поранить и убить его. Я сам видел это. Я был рядом с ним в Галлии, я упал, как сотни и тысячи падали кругом под тучами стрел и копий: он же стоял прямо и недвижно и смеялся! Я видел, как от его дуновения римские стрелы, подобно соломинкам, отскакивали от его плаща. И что он – не человек, лучше всего доказывает его жестокость! – он замолчал и закрыл лицо руками.

– Тридцать лет тому назад, – снова заговорил он, – я был еще мальчиком, но до сих пор помню страшную картину: пойманные им в заговоре против него, мой старый отец, брат и ни в чем неповинная мать корчились и вопили от мук, посаженные на острые колья. На наших глазах мои четыре красавицы-сестры были замучены до смерти им и его всадниками! Меня он бросил лицом на трепетавшее тело отца и произнес: «Такова награда вероломству против Аттилы. Мальчик, научись здесь верности». И я научился ей! – дрожащими губами докончил он.

– Научился ей и я, – сказал король гепидов, – хотя иначе, но еще внушительнее. Ужас я победил в себе, это я уже и сделал! Но мои узы нерушимы: я связан честью! Подобно тебе, друг Визигаст, в былое время я также находил его иго нестерпимым и захотел спасти свой народ и весь мир. Все было готово: союз с Византией, тайные заговоры со многими германскими королями и вождями склабенов. За три ночи до условленного срока я спал в своей палатке. Проснувшись, я увидел возле своего ложа его самого! В ужасе я хотел вскочить. Он спокойно удержал меня рукой и слово в слово передал мне весь мой план и все договоры, занявшие четыре страницы римского письма!

– Остальные семнадцать все уже распяты, – прибавил он в заключение. – Тебя же я прощаю. Я оставляю тебе твое королевство. Я доверяю тебе. Будь мне верен отныне.

– В тот же день, – продолжал король гепидов, – он охотился со мной и с моими гепидами в дунайском лесу. Утомившись, заснул, положив голову ко мне на колени. Покуда он жив, я не изменю ему.

– И весь мир должен оставаться во власти гуннов, – сказал король ругов.

– Да, пока он жив.

– А после новой победы так будет уже навсегда.

– Но сыновья Аттилы не такие, как он сам, – выразительно заметил Ардарих.

– Правда! Хотя Эллак достаточно могуч, чтобы удержать за собою все приобретения отца. И тогда у гуннов уже не останется больше ни одного врага!

– Тогда… они найдутся! – сказал Ардарих.

– Прямой королевский ответ, – нетерпеливо вскричал Дагхар, – слишком уж загадочно! Значит, придется сражаться без гепидов, да, пожалуй, даже против них! Король Визигаст, пошли меня к Амалунгу Валамеру, я его…

– Избавь себя от поездки, юный Дагхар, – сказал Ардарих.

– Уж и он также не был ли пожащен и… связан? – сердито спросил Дагхар.

– Нет. Но они побратались. И остготы не станут драться против гуннов, пока жив Аттила.

– Он проживет еще долго, ему только пятьдесят шесть лет, – проворчал Дагхар.

– А между тем мир погибнет, – вздохнул Визигаст.

– Пусть лучше погибнет мир, чем моя честь, – выпрямившись, спокойно произнес гепид. – Пойдем, Гервальт. – Я прибыл сюда, потому что давно предвидел намерение друга Визигаста. Я хотел выслушать и предостеречь его во что бы то ни стало, рискуя даже жизнью, но только не честью. Старый, седовласый герой ругов! Ты сам не надеешься сломить гуннов, если Валамер и я будем на их стороне. А если ты теперь нападешь на них, мы должны будем защищаться. Седобородый король, неужели ты еще не научился первому искусству королей – выжидать?. Слышишь, старый товарищ, выжидать!