Читаем Аттила полностью

-- Прости, друг Приск, -- возразил патриций, -- я знаю, это моя вина, если не будет окончена твоя книга, столь высоко ценимая всеми византийскими учеными...

-- Таких в Византии только семнадцать, ибо только они выказали достаточно образования, чтобы не только хвалить книгу, но и купить ее...

-- Когда император неожиданно повелел мне сопровождать посольство, мне, доселе никогда не пользовавшемуся милостями при дворе..

-- Как можешь ты быть в милости, патриций? Ты ведь оскорбительно честен! Более того, ты неподкупен! Впрочем я не считаю доказательством благосклонности это поручение к степному волку.

-- Прежде всего я написал духовную! Потом я сказал себе: друг Приск должен ехать со мною, иначе я умру на дороге от скуки, от отвращения к обществу моих спутников и от беспомощности в совершенно чуждой мне стране варваров. Приск же, знающий все языки, желанный товарищ всех посланников, знает также все страны и в том числе царство гуннов. Приск пожалеет своего неученого друга...

-- Спасителя его жизни и чести! -- с горячностью пожимая руку сенатора, вскричал обыкновенно холодный, сдержанный ритор. -- Когда несколько лет тому назад величайший негодяй...

-- То есть Хризафиос!

-- Не мог подкупить меня в пользу нашего никуда негодного наместника на персидской границе, его родственника, и донес императору о моих будто бы тайных сношениях с персами, я уже был брошен в темницу бессмертных...

-- Почему называешь ты так государственную тюрьму?

-- Потому что никто не выходит из нее в образе смертного. Тогда ты, презирая всемогущего евнуха, поручился за меня всем своим имуществом, добился моего освобождения и с твоей помощью я в состоянии был доказать мою невиновность Никогда не забуду я этого! И если бы у Аттилы действительно была волчья пасть, как говорят няньки в Византии, для тебя, о Максимин, я готов положить мою голову под его зубы. Но почему именно ты, а никто другой, был избран для этого посольства, еще остается тайной. Как это случилось?

-- Довольно странным образом. Среди ночи я был разбужен рабом по приказанию Вигилия, желавшего немедленно меня видеть. Тебе известно мое глубокое презрение к этому человеку; в первую минуту я отказался. -- Он здесь по повелению императора, -- сказали мне, и через минуту при свете лампады он уже держал передо мною приказ, написанный рукою евнуха и подписанный императором, которым мне предписывалось на следующее же утро отправляться в Пан-нонию, царство гуннов, с Вигилием и посланными Аттилы, для вручения императорского ответа.

-- Ответ этот нелегко нести: он весит много центнеров позора, -проворчал ритор.

-- Чернила на этом предписании еще не успели засохнуть, когда я читал его, значит распоряжение было сделано уже после полуночи императором, Хризафиосом, Вигилием и -- удивительная вещь! -- еще одним.

-- Кем? -- с изумлением спросил Приск.

-- Эдико.

-- Посланником Аттилы? Откуда ты знаешь?

-- Вигилий сказал. Хотел бы я знать, чем этот человек без всяких заслуг сумел расположить к себе императора и даже самого евнуха?

-- Вероятно своей единственной способностью.

-- О чем говоришь ты?

-- Он толмач: кроме латинского и греческого языков он знал язык готский и гуннский. Двуязычный по природе, он владел еще другими языками, так что теперь он может без запинки лгать на шести наречиях, по собственному убеждению или по внушению злобного Хризафиоса.

-- Узнав о вмешательстве Вигилия в мое назначение, я пришел в негодование и спросил его, как он осмелился требовать, чтобы я его сопровождал, зная, какого я мнения о нем. Но Вигилий отвечал, что не он избрал меня своим спутником и что на этом настоял Эдико, требовавший, чтобы ко двору его царя послан был достойнейший из византийских сенаторов, или, по крайней мере, тот, кто таковым считается, -- скромно прибавил старик.

-- И все назвали достойнейшим Максимина, -- докончил Приск.

-- В противном же случае -- заметь это! -- он не мог бы принять на себя всей опасности и ответственности. Понимаешь ты это? Ритор задумчиво покачал головою.

-- Вигилий просто налгал, -- сказал он помолчав.

-- Я сам так думал и, оставшись с посланником наедине, спросил его об этом. К" моему удивлению, Вигилий говорил правду. Аттила действительно требует посланника с титулом сенатора. -- Но почему же вы избрали именно меня? -- спросил я посла. -- Ты узнаешь это в свое время, -- отвечал германец.

-- Да, в свое время! -- раздался звучный голос.

Они с удивлением обернулись: позади них стоял Эдико.

-- Вы скоро узнаете это и поймете причину. А пока будьте осторожнее в откровенных разговорах. Опасайтесь не меня, но... других.

Он повернулся и начал спускаться с холма: конь его стоял внизу, ожидая своего господина.

Скоро он медленно проехал мимо полуоткрытых носилок.

-- Эдико! Эдико! -- снова послышался оттуда шепот. -- О проклятая боль в боку, заставляющая меня сидеть в этом ящике! Я должен же еще кой о чем переговорить с тобою... только одно слово...

-- Молчи, безумный, -- отвечал, не останавливаясь, всадник. -- Те двое и так уже полны подозрений. Хочешь ты выдать все? И как раз накануне совершения дела?

Перейти на страницу:

Похожие книги

100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии
1917 год. Распад
1917 год. Распад

Фундаментальный труд российского историка О. Р. Айрапетова об участии Российской империи в Первой мировой войне является попыткой объединить анализ внешней, военной, внутренней и экономической политики Российской империи в 1914–1917 годов (до Февральской революции 1917 г.) с учетом предвоенного периода, особенности которого предопределили развитие и формы внешне– и внутриполитических конфликтов в погибшей в 1917 году стране.В четвертом, заключительном томе "1917. Распад" повествуется о взаимосвязи военных и революционных событий в России начала XX века, анализируются результаты свержения монархии и прихода к власти большевиков, повлиявшие на исход и последствия войны.

Олег Рудольфович Айрапетов

Военная документалистика и аналитика / История / Военная документалистика / Образование и наука / Документальное