Аттила

-- Горе народам под его владычеством! Он бесчеловечен! -- произнес король.

-- Словом, он истинный гунн! -- сказал с презрением Дагхар.

-- Скир! -- воскликнул Эллак сдержанно, но с угрозой.

-- Прости ему, -- попросила Ильдихо, -- он не может обидеть тебя, ведь ты наполовину наш соплеменник.

-- А Дженгизиц, -- гневно продолжал Дагхар, -- так это уже чистокровный гунн! Гордость и украшение своего народа.

-- Оттого-то отец и любит его, -- печально сказал Эллак.

-- Да откуда гуннам знать человеческое милосердие, когда они сами нелюди? -- горячился Дагхар.

-- Что ты говоришь? -- спросил Эллак.

-- Предание это известно всем германцам, и оно не выдумка.

-- Я знаю его. Позади тебя, Дагхар, на дереве висит твоя арфа. Спой мне, прошу тебя, сагу о происхождении гуннов, -- и Эллак подал ему маленькую треугольную арфу.

ГЛАВА ТРЕТЬЯ

Дагхар ударил по струнам и запел любимую германцами сагу. Все германские племена, говорилось в ней, произошли от светлых богов. Одни лишь гунны рождены злобными, нечистыми финнскими колдуньями, изгнанными за их гибельные чары в далекие степи. Здесь-то от проклятого союза колдуний с духами зла народились отвратительно-безобразные, кривоногие, грязные и коварные гунны.

Дагхар пел с увлечением и страстью, особенно подчеркивая самые обидные для гуннов места.

Ильдихо с участием смотрела на Эллака, стоявшего молча, с опущенными глазами.

-- Благодарю, -- спокойно сказал он, когда певец кончил. -- Пение твое поучительно. Ты лучше всего пел наиболее отвратительные части саги. Очевидно, ты веришь этому. К сожалению, ненависть к гуннам до того въелась в вас, что даже ты не сомневаешься в истине бабьих сказок!

-- Верю, потому что мне хочется верить, -- упрямо отвечал Дагхар, -сага не лжет. Я пел ее не для тебя, мне жаль было огорчить тебя, но я охотно пропел бы ее кому-то другому, в присутствии его вельмож и гостей!

-- Мне приятнее слышать звуки любви. Теперь спой мне любовную песнь. Ты должен быть особенно искусен в этом роде!

-- Это правда! -- с сияющим взором вскричал Дагхар. -- И для моего вдохновения достаточно одного лишь взгляда на нее!

С горячей страстью пропел он песню, полную самой нежной любви, и, окончив, устремил пылающий взор на зардевшуюся невесту. Отбросив арфу, он быстро подошел к ней с раскрытыми объятьями, но она строго отстранила его, лишь на мгновение сжав его горячую руку. Между тем Эллак, подняв отброшенную арфу и печально глядя на счастливую чету, тихо напевал гуннскую песню.

-- Прекрасная, печальная мелодия, хотя и гуннского характера, -заметил Дагхар.

-- Эллак! -- произнесла Ильдихо, глядя в его большие темные глаза, -то высокое благородное побуждение, которое привело тебя к нам, было побуждением гота, а не гунна. Никогда больше я не назову тебя гунном. Ты не чужой нам. Для меня ты сын Амальгильды, а не Аттилы.

-- Ты заблуждаешься, принцесса, и несправедлива к могучему завоевателю. Аттила ужасен, но в то же время он велик, и ему доступны доброта и благородство. Это говорю я, ненавидимый им сын. Но теперь поспешите! Король уже велит вести коней. Я сам проведу вас по кратчайшей дороге.

Книга четвертая

ГЛАВА ПЕРВАЯ

Много дней пришлось послам дожидаться в лагере Аттилы. Размещенные в лучших домах, они были полностью снабжены всем, в чем нуждались, и с ними обращались очень вежливо. Вигилий избегал их, точно так же, как они избегали его.

Эдико исчез, и на все расспросы о нем послов гунны только пожимали плечами и отвечали, что никому неизвестны тайны доверенных властелина. Однажды вечером послы прогуливались по широким улицам лагеря, с изумлением и трепетом беседуя о царстве гуннов и его повелителе.

-- Ни один смертный, -- сказал Максимин, -- о котором упоминает история, будь то Александр Македонский или Юлий Цезарь, не совершили столько необычайного в такой короткий срок. Он простер свое господство по всей Скифии, от Византии до Тулэ, от Персии до Рейна! Он покорил себе мидийцев, персов, парфян и частью договорами, частью угрозами и силою заставил их войти с ним в союз против Византии!

-- И нельзя утешаться мыслью, что это чудовищное могущество возникло только благодаря слепому военному счастью и не имеет внутренней связи. Этого гунна можно назвать извергом, но тем не менее он велик. Господство его легко переносится гуннами и сарматами, -- сказал Примут.

-- Германцы скрежещут под его игом, -- заметил Ромул.

-- Оно должно быть невыносимо также для греков и римлян, -- сказал Примут.