-- Начинай, друг Визигаст, -- произнес король Ардарих, прислонясь к стволу дерева и наискось прижимая к груди копье, чтобы удержать раздуваемый ветром плащ, -- а ты, юный Дагхар, обуздай себя. Я видел этого аллеманского графа рядом с собою на Марне, там, где не отступали одни только отважнейшие из героев...
-- То, что я могу сказать, уже известно вам, -- начал король ругов. -Гнет гуннов невыносим! Когда же, наконец, он будет свергнут?
-- Когда его свергнут боги, -- сказал Гервальт.
-- Или мы! -- вскричал Дагхар. Король Ардарих задумчиво молчал.
-- Разве можно более сносить его, граф Гервальт? -- спросил король.
-- Ты храбр и горд, как весь твой благородный народ. Должен ли я напоминать тебе о том, что ты сам знаешь? И терпишь, подобно нам? Гунн господствует повсюду. Ни Рим, ни Византия не дерзают восстать против него! А страшного вандала Гейзериха, бича морей, он называет своим братом. Он покорил все народы от Византии на востоке до Янтарных Островов Северного Моря. И каково его господство? Один произвол! Иногда, по прихоти, он великодушен, но вместе с тем отличается жестокостью, насилием, святотатством. Ни короли, ни поселяне, ни женщины не могут считать себя в безопасности от его прихотей и желаний. Но из побежденных им народов безжалостнее всего поступает он с нами, белокурым и голубоглазым племенем, считающим своими предками Асгардов. Нас, германцев, как называют нас римляне, он стремится не только подавить, но и опозорить.
-- За исключением меня и моих гепидов, -- слегка выпрямившись, спокойно произнес король Ардарих.
-- Правда, -- неохотно сказал Дагхар, -- тебя да еще остгота Валамера он называет своими копьем и мечом. Вас он уважает, но за какую цену! И в награду за что?
-- В награду за нашу верность, юный королевский сын.
-- Верность! Да разве это есть высшая слава? Меня учили иному в королевском дворце скиров. Мой слепой отец, король Дагомут, когда я еще был мальчиком, часто играл на арфе и пел: "Высшая слава, высшая почесть -слушай и помни -- есть геройство". И я твердо запомнил эти слова.
-- И ты, юный Дагхар, славно перенял от отца и геройство, и игру на арфе. Юноши и девушки одинаково превозносят тебя, как лучшего певца и арфиста. И с радостью я видел также, как ты владел мечом в толпе византийцев и склабенов. Но выучись еще одному, а учиться у старших не позорно, Дагхар: начало всякого геройства есть верность.
-- И это все? -- нетерпеливо спросил Дагхар.
-- Все, что он получает от меня!
-- Но неужели, друг Ардарих, -- заговорил король Визигаст, -- ты не жалеешь своих соплеменников, соседей, друзей? Правда, что доселе он щадил права гепидов и остготов и соблюдал договоры с ними. Но мы, все остальные? Мои руги, Дагомутовы скиры, герулы, туркилинги, лангобарды, квады, маркоманны, туринги, твои швабы, Гервальт, -- разве он не считает своею величайшею радостью произвольно нарушать всякие договоры, даже с теми из нас, которые всегда оставались верны ему? Вас он почитает, награждает богатыми дарами, отдает вам долю в добыче, за которую вы даже не сражались, а нас он только угнетает и отнимает у нас нашу собственность. Как ты думаешь, разве все это не возбуждает ненависть и зависть?
-- Конечно, это неизбежно, -- вздохнул Ардарих, разглаживая седую бороду.
-- Он поступает так, -- продолжал король ругов, -- с целью довести нас до отчаяния и восстания.
-- Чтобы вернее уничтожить вас, -- печально подтвердил Ардарих.
-- К этому он добавляет еще оскорбления и позор. Так, в придачу к обычной ежегодной дани тюрингов, состоящей из трехсот коней, трехсот коров и трехсот свиней, он потребовал прибавку из трехсот девушек.
-- Я убью его за эту обиду! -- громко вскричал молодой Дагхар.
-- Не удастся, горячая голова, -- возразил Гервальт, -- ты и не подойдешь к нему. Его гунны повсюду и всегда окружают его тесною толпою, как пчелы улей.
-- А храбрые тюринги согласились на это? -- спросил король Ардарих.
-- Не знаю, -- продолжал Визигаст. -- Да, несколько лет назад надежда проснулась было в сердцах трепещущих народов! Помнишь, друг Ардарих, когда течение той реки в Галлии остановлено было массою трупов, и волны ее залили берега кровавым потоком?
-- Помню ли я? -- простонал гепид. -- Двенадцать тысяч моих гепидов легли на поле битвы.
-- Тогда он впервые вынужден был отступить.
-- Благодаря доблестным вестготам и Аэцию, -- вскричал Дагхар.
-- А когда вскоре за этим, -- подхватил Гервальт, -- он был изгнан и из Италии старым римским священником, ходившим с костылем, тогда-то все порабощенные им северные племена начали надеяться...
-- Что настало освобождение и что Бич Божий сломлен, -- продолжал Визигаст.
-- Уже тут и там вспыхнуло было пламя борьбы! -- воскликнул Дагхар.
-- Слишком рано! -- серьезно произнес король гепидов.
-- Конечно, рано, -- вздохнул Гервальт, -- он залил это пламя потоками крови.