Набив сала за обе щеки, гунн с жадностью запивал его вином и при этом чуть ни до земли отвешивал поклоны повелителю.
— Ах, Дрильксал, мой славный певец! — сказал Аттила, милостиво отвечая на его поклоны. — Здравствуй! Как я вижу, еще не все бляхи на твоей цепи украшены камнями.
— За каждую из твоих побед, о великий господин, которые я воспевал, ты дарил мне по драгоценному камню.
— Хорошо! Скоро, надеюсь, на всех бляхах у тебя будут драгоценные каменья… — За что бишь я тебе дал этот прекрасный смарагд?
— За мое пение в день падения Виминация.
— А тот так ярко горящий рубин?
— Я выпросил его у тебя за песню в честь погибшей в огне Аквилеи.
— Камень выбран, как следует… Аквилея!.. Долго придется римским искателям старины отыскивать место, где стоял этот город.
— А теперь, господин, позволь мне спеть новую песню в честь твоего победоносного будущей весной шествия от восхода до захода солнца, от Понта до британских островов. Можно, господин?
Аттила кивнул головой.
Два раба внесли и поставили пред гуннским поэтом и певцом на двух низких скамейках его музыкальные инструменты. Он сидел посреди залы на стуле. По левую руку его поставлен был инструмент, похожий на бубны, но со множеством колокольчиков, с стеклянными и медными шариками по краям, которые, в то время как он ударял по бубнам короткой деревянной палкой, звенели и дребезжали. С правой стороны у него стояло что-то в роде цимбал со струнами из овечьих кишок. Певец, ударяя и перебирая по ним медной двузубой вилкой извлекал из инструмента резкие, пронзительные звуки.
С изумлением слушал Дагхар эту ужасную музыку и пение своего гуннского собрата. Изумление его готово было перейти в веселость. Но когда он стал вслушиваться в смысл песни, то в гневе схватился за перевязь, на которой висел его короткий меч.
Гунн воспевал будущий победоносный поход Аттилы на Европу, восхвалял Аттилу и могущество гуннов в противоположность ничтожеству римлян и германцев.
Глава Х
Гуннский Пиндар с трудом мог довести до конца свою песню. Уже во время пения то там, то здесь раздавались в зале дикие возгласы одобрения. Даже страх пред повелителем едва сдерживал воодушевившихся слушателей. Когда же певец кончил, в зале поднялся такой вой и ликование, что казалось, будто разверзся ад, где триста чертей праздновали победу, одержанную сатаной. Гунны бросились к певцу, покрывали его звучными поцелуями и, подняв его на плечи, понесли на возвышение и опустили пред повелителем.
По знаку Аттилы, один из слуг принес большой продолговатый ящик. Когда он открыл его крышку, алчный поэт вскрикнул от изумленья.
— Господин! Какой блеск! Сколько драгоценных камней! Тысячи! О какой блеск! Я не думал, чтобы земля могла их столько произвести!
— Бери! Твоя песня была прекрасна, потому что была правдива. Она обещает полную победу, так бери же полную горсть.
Певец не заставил себя ждать, он бросился к драгоценностям, проклиная при этом свою руку за то, что на ней не десять пальцев.
Между тем шум в зале не утихал… Но вдруг среди криков и воя гуннов послышался иной звук, чистый, ясный и в то же время резкий, как победоносный удар меча.
Гунны внимательно прислушивались к нему. Ихний певец, споткнувшись в испуге, чуть не упал на плечо Аттиле. Шум сразу умолк. Аттила слегка нагнулся вперед. Он узнал певца и грозно взглянул на него.
— Теперь, — прошептал он стоявшему возле него Хельхалу, — теперь приходит конец.
Дагхар стоял, гордо выпрямившись. Щеки его пылали. Серые глаза метали молнии. Быстрым движением руки он отбросил назад свои темные кудри, затем, гневно ударив еще раз по струнам своей треугольной арфы, он сделал шаг по направлению к Аттиле и сказал…
Гунны прислушивались к его словам, затаив дыхание… Визигаст, предостерегая Дагхара, приложил палец к губам. Но юноша ничего не видел… Сердце Ильдихо трепетно билось. С невыразимой гордостью и любовью смотрела она на царственного певца.
— Мы — гости только что прослушали песню гунна, — холодно начал он, — нас не спросили, хотим ли мы слушать этот вой волка. Теперь вы, гунны, выслушайте в ответ и песню германца. Я также не спрашиваю вас, хотите ли вы ее слушать. Если не ошибаюсь, ваш старик, ударяя в свои доски, пел что-то о победах, которых еще не было, и о победоносном шествии Аттилы. Так выслушайте теперь, чем это шествие окончилось.
И он запел на готском наречии, которое было хорошо знакомо гуннам.
Он пел о победе Аэция над гуннами, о бегстве Аттилы и полном уничтожении гуннского владычества с помощью Вотана.