Аттила

— А ныне! — вскричал Визигаст. — Его намерение на следующую весну гибельнее всех прежних. Хотя он держит свои цели в глубокой тайне, и о них можно только догадываться, но они должны быть чудовищны, судя по силам, которые он собирает. Он созывает все свои народы, а их несколько сот, из обеих частей света, а из третьей, из Африки, вандал протягивает ему руку для страшного союза!

— Кому грозит беда? Опять востоку? — спросил Гервальт.

— Или западу? — спросил Дагхар.

— Вернее, обоим, — заключил Ардарих.

— Кому бы ни было, — продолжал король ругов, — но он будет в шесть раз сильнее, чем был три года тому назад! А его противники? На византийском престоле сидит ничтожество! На востоке Аэций в опале у императора Валентиниана, и ему угрожает кинжал убийцы. У вестготов четыре брата короля враждуют между собою из-за короны. Погибнет свет, погибнет на веки, если покорены будут еще Галлия и Испания. Тогда падут Рим и Византия. Раньше, чем он выступит в этот поход, который увенчается несомненной победой, он должен погибнуть. Иначе он поработит весь мир. Прав я или нет, друг Ардарих?

— Прав, — со вздохом отвечал он, прижимая ко лбу стиснутую левую руку.

— Нет, ты неправ, король Визигаст! — сказал алеманн. — Ты был бы прав, если бы он был также смертен, как и мы, и если бы его возможно было обуздать такими же средствами, как и других людей. Но он злой дух! Он — порождение ада! Так говорят, между собой наши жрецы. Ни копье, ни меч, ни какое другое оружие не может поранить и убить его. Я сам видел это. Я был рядом с ним в Галлии, я упал, как сотни и тысячи падали кругом под тучами стрел и копий: он же стоял прямо и недвижно и смеялся! Я видел, как от его дуновения римские стрелы, подобно соломинкам, отскакивали от его плаща. И что он — не человек, лучше всего доказывает его жестокость! — он замолчал и закрыл лицо руками.

— Тридцать лет тому назад, — снова заговорил он, — я был еще мальчиком, но до сих пор помню страшную картину: пойманные им в заговоре против него, мой старый отец, брат и ни в чем неповинная мать корчились и вопили от мук, посаженные на острые колья. На наших глазах мои четыре красавицы-сестры были замучены до смерти им и его всадниками! Меня он бросил лицом на трепетавшее тело отца и произнес: «Такова награда вероломству против Аттилы. Мальчик, научись здесь верности». И я научился ей! — дрожащими губами докончил он.

— Научился ей и я, — сказал король гепидов, — хотя иначе, но еще внушительнее. Ужас я победил в себе, это я уже и сделал! Но мои узы нерушимы: я связан честью! Подобно тебе, друг Визигаст, в былое время я также находил его иго нестерпимым и захотел спасти свой народ и весь мир. Все было готово: союз с Византией, тайные заговоры со многими германскими королями и вождями склабенов. За три ночи до условленного срока я спал в своей палатке. Проснувшись, я увидел возле своего ложа его самого! В ужасе я хотел вскочить. Он спокойно удержал меня рукой и слово в слово передал мне весь мой план и все договоры, занявшие четыре страницы римского письма!

— Остальные семнадцать все уже распяты, — прибавил он в заключение. — Тебя же я прощаю. Я оставляю тебе твое королевство. Я доверяю тебе. Будь мне верен отныне.

— В тот же день, — продолжал король гепидов, — он охотился со мной и с моими гепидами в дунайском лесу. Утомившись, заснул, положив голову ко мне на колени. Покуда он жив, я не изменю ему.

— И весь мир должен оставаться во власти гуннов, — сказал король ругов.

— Да, пока он жив.

— А после новой победы так будет уже навсегда.

— Но сыновья Аттилы не такие, как он сам, — выразительно заметил Ардарих.

— Правда! Хотя Эллак достаточно могуч, чтобы удержать за собою все приобретения отца. И тогда у гуннов уже не останется больше ни одного врага!

— Тогда… они найдутся! — сказал Ардарих.

— Прямой королевский ответ, — нетерпеливо вскричал Дагхар, — слишком уж загадочно! Значит, придется сражаться без гепидов, да, пожалуй, даже против них! Король Визигаст, пошли меня к Амалунгу Валамеру, я его…

— Избавь себя от поездки, юный Дагхар, — сказал Ардарих.

— Уж и он также не был ли пожащен и… связан? — сердито спросил Дагхар.

— Нет. Но они побратались. И остготы не станут драться против гуннов, пока жив Аттила.

— Он проживет еще долго, ему только пятьдесят шесть лет, — проворчал Дагхар.

— А между тем мир погибнет, — вздохнул Визигаст.

— Пусть лучше погибнет мир, чем моя честь, — выпрямившись, спокойно произнес гепид. — Пойдем, Гервальт. — Я прибыл сюда, потому что давно предвидел намерение друга Визигаста. Я хотел выслушать и предостеречь его во что бы то ни стало, рискуя даже жизнью, но только не честью. Старый, седовласый герой ругов! Ты сам не надеешься сломить гуннов, если Валамер и я будем на их стороне. А если ты теперь нападешь на них, мы должны будем защищаться. Седобородый король, неужели ты еще не научился первому искусству королей — выжидать?. Слышишь, старый товарищ, выжидать!