Читаем Аттила полностью

Между тем, как он прохаживался перед оградою дома, к нему подошел человек, судя по Скифскому платью, варвар. Но он приветствовал Приска на эллинском языке. Это очень удивило посланника. «Скифы, будучи сборищем разных народов,– говорит он,– сверх собственного своего варварского языка, охотно употребляют язык Уннов, Готов или латинский – в сношениях с Римлянами. Но нелегко найти между ними человека, знающего эллинский язык, исключая людей, уведенных из Фракии или из приморской Иллирии. Однако таких людей, впавших в несчастие, легко узнать по изодранному платью и по нечесанной голове, а этот человек казался Скифом, живущим в роскоши; он одет был очень хорошо, а голова была острижена в кружок».Ответствуя на его приветствие, Приск спросил его, кто он таков, откуда пришел в варварскую страну и почему предпочел скифский образ жизни прежнему? Оказалось, что это был Грек из Дунайского города Виминакии; был богат и при взятии города Скифами, попал в плен, а за богатство достался при разделе пленных Онигисию, потому что богатые люди доставались, после Аттилы, на долю его вельможам. «После я отличался в сражениях против Римлян и Акатиров,– говорил Грек,– отдал своему господину по закону скифскому все добытое мною на войне; получил свободу, женился на варварке, прижил детей и теперь благоденствую. Онигисий сажает меня за свой стол, и я предпочитаю настоящую свою жизнь прежней, ибо иноземцы, находящиеся у Скифов, после войны ведут жизнь спокойную и беззаботную; каждый пользуется тем, что у него есть, ничем не тревожимый». Грек стал выхвалять скифское житье перед греческим и, подобно нашему Котошихину, описал состояние дел в Византии очень не привлекательными красками. «Жестокое взимание налогов, притеснения несправедливого, подкупного и бесконечного суда, наглое и непомерное взяточничество, при множестве законов полнейшее беззаконие и тому подобные обычаи просвещенного народа, говорил он, делают жизнь в Византии невыносимою». Представитель Византии, конечно, стал ему возражать и доказывать, что он ошибается; что законы греческие для всех равны, что сам царь им повинуется... Под конец разговора Грек заплакал и сказал: «Законы хороши, и Римское общество прекрасно устроено; но правители портят и расстраивают его, не поступая так, как поступали древние».

Пока таким образом у ворот Скифа Греки рассуждали о бедствиях своей земли, или лучше сказать о бедствиях гражданского быта, остающихся и до сих пор живыми, ворота были отперты и Приск, подбежав к домочадцу, спросил: когда может видеть господина? «Подожди немного, он сам выйдет»,– отвечал привратник. В самом деле, немного погодя, Онигисий вышел. Приск приветствовал его от имени посла, представил подарки и золото, присланное от Царя (должно быть, особо Онигисию), и спросил, когда и где посол может с ним говорить? Онигисий дал приближенным приказание принять подарки и золото и велел сказать послу, что он сам придет к нему сейчас. Так, действительно, и случилось. Не успел Приск воротиться к своим шатрам, как явился и Онигисий. Переговоры со стороны Греков касались того, чтобы Скиф приехал к царю в Византию и разрешил все недоразумения. Видимо, они приманивали Скифа на измену Аттиле. Но Скиф объяснил, что он будет им несравненно полезнее, оставаясь при Аттиле, ибо когда случится, может укрощать его гнев на Римлян. Видимо, что Скиф тоже хитрил ввиду подарков и золота.

«На другой день,– продолжает Приск,– я пошел ко двору Аттилы с подарками для его супруги. Имя ее Крека. Аттила имел от нее трех детей, из которых старший был владетелем Акацирови других народов, занимавших Припонтийскую Скифию», то есть, стало быть, старший стол всей Скифской земли (по Иорнанду Акацитры жили в Киевской области, а под ним, по северному берегу Черного моря Булгары, называемые иногда Уннами-Котригурами).

«Внутри ограды (Аттилина двора) было много домов; одни выстроены из досок, красиво соединенных, с резною работою; другие из тесанных и выровненных бревен, вставленных в брусья, образующие круги; начинаясь с пола, они поднимались до некоторой высоты.

Здесь жила супруга Аттилы. Я впущен был стоявшими у дверей варварами и застал Креку, лежащую на мягкой постели. Пол был устлан шерстяными коврами, по которым ходили. Вокруг царицы стояло множество рабов; рабыни, сидя на полу, против нее, испещряли разными красками полотняные покрывала, носимые варварами поверх одежды для красы. Подошед к Креке, я приветствовал ее, подал ей подарки и вышел. Я пошел к другим хоромам, где имел пребывание Аттила. Я ожидал, когда выйдет Онигисий, который уже находился внутри дворца. Я стоял среди множества людей, и никто мне не мешал, потому что я был известен стражам Аттилы и окружающим его варварам. Я увидел, что идет толпа; на том месте произошел шум и тревога, в ожидании выхода Аттилы. Он выступил из дому, шел важно, озираясь в разные стороны».

Перейти на страницу:

Похожие книги

Академик Императорской Академии Художеств Николай Васильевич Глоба и Строгановское училище
Академик Императорской Академии Художеств Николай Васильевич Глоба и Строгановское училище

Настоящее издание посвящено малоизученной теме – истории Строгановского Императорского художественно-промышленного училища в период с 1896 по 1917 г. и его последнему директору – академику Н.В. Глобе, эмигрировавшему из советской России в 1925 г. В сборник вошли статьи отечественных и зарубежных исследователей, рассматривающие личность Н. Глобы в широком контексте художественной жизни предреволюционной и послереволюционной России, а также русской эмиграции. Большинство материалов, архивных документов и фактов представлено и проанализировано впервые.Для искусствоведов, художников, преподавателей и историков отечественной культуры, для широкого круга читателей.

Георгий Фёдорович Коваленко , Коллектив авторов , Мария Терентьевна Майстровская , Протоиерей Николай Чернокрак , Сергей Николаевич Федунов , Татьяна Леонидовна Астраханцева , Юрий Ростиславович Савельев

Биографии и Мемуары / Прочее / Изобразительное искусство, фотография / Документальное
Актерская книга
Актерская книга

"Для чего наш брат актер пишет мемуарные книги?" — задается вопросом Михаил Козаков и отвечает себе и другим так, как он понимает и чувствует: "Если что-либо пережитое не сыграно, не поставлено, не охвачено хотя бы на страницах дневника, оно как бы и не существовало вовсе. А так как актер профессия зависимая, зависящая от пьесы, сценария, денег на фильм или спектакль, то некоторым из нас ничего не остается, как писать: кто, что и как умеет. Доиграть несыгранное, поставить ненаписанное, пропеть, прохрипеть, проорать, прошептать, продумать, переболеть, освободиться от боли". Козаков написал книгу-воспоминание, книгу-размышление, книгу-исповедь. Автор порою очень резок в своих суждениях, порою ядовито саркастичен, порою щемяще беззащитен, порою весьма спорен. Но всегда безоговорочно искренен.

Михаил Михайлович Козаков

Биографии и Мемуары / Документальное