Аттила, Бич Божий

Флавий Плацидий Валентиниан, Император Западной Римской империи — под третьим из своих имен он и примерил пурпурную мантию, — сын Императрицы-Матери Галлы Плацидии, Благороднейший из Живущих, Консул, Защитник Никейской Доктрины и т. д. и т. п., умирал со скуки. Чуть ранее ему удалось ускользнуть от литератора-грека (чего не сделаешь во избежание очередного урока истории, посвященного Пуническим войнам!), и теперь, спрятавшись в одном из наиболее укромных уголков дворцового сада, Валентиниан сидел у края небольшого озера и ловил лягушек-быков — сегодня их у него набралось уже шесть штук. Особенно нравилось ему надувать лягушек через соломинку и наблюдать за тем, как они лопаются. Лягушки раздувались, словно пузыри, а перед тем, как взорваться, мигали своими выпученными глазами. В этот момент Валентиниан ощущал себя сильным и могущественным — непередаваемое чувство! С нетерпением он ждал того дня, когда станет взрослым, и матери придется передать ему бразды правления империей. Уж тогда-то он будет властвовать не над лягушками — над всем римским миром. Сможет распоряжаться судьбами людей по своему усмотрению, убивать просто так, из прихоти. Будут ли его жертвы мигать перед своей смертью? Одна лишь мысль об этом приводила Валентиниана в неописуемый трепет.

Он слышал, как рыщет по садовым зарослям вольноотпущенник-грек, его наставник, призывая вернуться к занятиям. Лицо Валентиниана озарила злорадная ухмылка. В голосе грека звучало не беспокойство — страх. Еще бы: не найдет своего августейшего ученика, будет жестоко выпорот, а может, — вновь попадет в рабство. Эксперименты с лягушками-быками лишь пробудили в Валентиниане интерес к новым опытам подобного рода, и теперь его неугомонная душа требовала продолжения. О кошках можно и не думать; рыскавшие по дворцовым землям бездомные животные разбегались во все стороны, лишь завидев его. Тут мальчик расплылся в широкой улыбке: до его ушей долетели далекие, но оттого не менее знакомые звуки — то кудахтали куры, коих разводили в императорском курятнике. Дядя Гонорий, покойный император, до безумия любил возиться с домашней птицей; кормить петухов и кур с рук он был готов в любое время суток. Несмотря на то что птиц во дворце наблюдался явный избыток, подходящей отговорки для того, чтобы отказаться от них, никто так и не нашел. Предвкушая приятное времяпрепровождение, император направился к курятнику.

— Я хочу, чтобы ты доставил донесение Галле Плацидии, — сказал Аэций Титу. Разговор их проходил на той самой вилле в предместье Равенны, которую полководец превратил в свой штаб. (После столкновения с catafractarius Тит пользовался глубоким доверием Аэция.) — Передай ей, что мои условия таковы: от гуннов она откупается золотом; я распускаю их сразу же после того, как они получают Паннонию, а я, — тут на лице Аэция заиграла мечтательная улыбка, напоминавшая скорее волчий оскал, — становлюсь комитом Галлии.

— Вы это серьезно, господин? — воскликнул Тит, шокированный откровенной дерзостью требований полководца. — В том ли мы положении, чтобы торговаться? Битва с Аспаром зашла в тупик. А с учетом того, что за три дня до нашего прибытия сюда Иоанн был предан и казнен, мне, если позволите выразить свое мнение, вообще не понятно, зачем мы в нее ввязались. И вы действительно хотите отдать гуннам Паннонию? Использовать римскую провинцию в качестве разменной монеты?

— Мой дорогой Тит, — произнес Аэций тоном терпеливого школьного учителя, объясняющего предмет медленно соображающему ученику, — должен заметить, что картина происходящего видится тебе не совсем в верном свете. Реальность же такова, что вряд ли у нас будет более благоприятная возможность слегка надавить на всеми нами любимую императрицу. Аспар не будет стоять здесь вечно; он нужен там, на Востоке. В Галлии же давно поигрывают мышцами франки и бургунды, поэтому не думаю, что Галла Плацидия рискнет отвести войска сейчас — откуда ей знать, чего можно от меня ожидать? Полагаю, и с гуннами ей сражаться — совсем не с руки. Что же до Паннонии, то ей давно пришел конец; готские войны полностью ее опустошили, и вряд ли она когда-то оправится. Отдадим же эти земли гуннам — воздвигнем полезный барьер против дальнейшего вторжения германских племен. Иоанн? Он всегда был лишь куклой в моих руках, и никем более. Теперь, когда его не стало, я могу играть в открытую.

— Могу я спросить вас кое о чем, господин?

— Можешь, юный Тит, конечно, можешь.

— Одна вещь, господин, давно не выходит у меня из головы, — Тит на секунду замялся, но затем продолжил: — Почему вы так не хотите, чтобы Плацидия правила империей от имени своего сына? В конце концов, Валентиниан — законный престолонаследник. Некоторые рассматривают вашу позицию не иначе как государственную измену.