Аттила, Бич Божий

«Написано в Аримине, в код консульства Аэция и Валерия, II июл. ноны[17]. Тит Валерий приветствует Гая Валерия Руфина.

Многоуважаемый отец, пишу тебе в спешке и печали, передам письмо с человеком, который отправляется этой ночью в Галлию. К тому времени, как ты будешь читать эти строки, я и сам уже буду ехать к вам, так как оставаться в Италии, ввиду затаенной на меня Августой злобы, уже небезопасно. Бонифаций мертв, погиб в бою (некоторые говорят, что от руки самого Аэция), прошедшем вчера в окрестностях Аримина. Он должен был встретиться здесь с Аэцием, но тот решил устроить Бонифацию засаду; тем не менее, прознав о его намерениях, мы смогли обернуть полученную информацию в свою пользу. (Как ты знаешь из моих предыдущих писем, я послушался твоего совета и, уйдя от Аэция, служу теперь Бонифацию.)

В том месте, где должна была состояться встреча (неподалеку от судьбоносного Рубикона), к дороге примыкают огромные заросли тростника. Рядом прорыты дренажные каналы, cuniculi — потенциальное прикрытие для армии, которая легко может затаиться в высоких тростниковых кустах. Мы узнали, что ночью, накануне встречи, Аэций приказал своим федератам выдвинуться на позиции в cuniculi, и в нужный момент забросать высохший за жаркие летние недели тростник факелами. Более страшного зрелища, отец, мне видеть не доводилось: в считаные секунды огонь объял всю равнину, и прятавшиеся там люди сгорали заживо. Их крики я буду помнить до самой смерти. Те же, кому удавалось вырваться из объятий пламени, выбегали прямо на нас и погибали от наших копий — это, скажу тебе, лучше, чем умереть в агонии. Возможно, ты сочтешь подобный способ ведения битвы ужасным и не имеющим оправданий. Но что нам оставалось? Аэций и его вероломство — вот что подвигло нас на такое.

После того как Аэций потерял большую часть своей армии, исход сражения не вызывал сомнений. Но смерть нашего полководца затмила собой всю значимость триумфа. Говорят, Аэций прорвался сквозь наш авангард и убил Бонифация в рукопашном бою. Сам я подтвердить или опровергнуть эти слухи не могу, так как во время сражения носился взад-вперед с донесениями и не был свидетелем того, что там происходило. Но верится мне в эту историю с трудом: чтобы два современных римских полководца, словно гомеровские герои Троянской войны, сошлись в рукопашной! И все же, полагаю, это может оказаться и правдой. Аэций — человек напористый. Крушение планов могло привести его в ярость и отчаяние, а, возможно, и подтолкнуть к тому краю, за которым наступает безумие, и он вполне мог решиться и на столь рискованные действия. А Бонифаций всегда легкомысленно относился к собственной безопасности и не был чужд героических поступков. Кроме того, многие наши клянутся, что лично видели, как все случилось. Но кому как не тебе, отец, лучше знать, какие они, солдаты! Стоило Константину заявить, что он видел на небе крест Господень, как не прошло и часа, а уже половина его войска божилась, что тоже его видела!

То был, несомненно, черный день для Рима. Несмотря на просчеты, допущенные Бонифацием в Африке, я верил в то, что ему было по силам исцелить раны Западной империи и вернуть ей былое могущество. Кто теперь сможет вывести корабль государства в тихие воды? Плацидия? Валентиниан? Боюсь, с ними наше судно неминуемо налетит на рифы! И что теперь? Звезда Аэция уже закатилась. Попытается бежать — тут же будет объявлен вне закона, потеряет и жизнь, и состояние. Так что единственное, что ему остается, — это искать убежища у своих друзей, гуннов. Я же намереваюсь стремглав лететь к вам, в Верхнюю Германию. По пути заскочу на виллу Фортуната, проверю, все ли в порядке. Передавай Клотильде и малютке Марку, что я их очень люблю. Даст Бог, отец, скоро увидимся. Прощай».