Аттила, Бич Божий

Сангибан, стоявший в третьей шеренге аланов, с беспокойством наблюдал за несущимся на них передовым отрядом гуннов, во главе которого встал сам Аттила. Земля задрожала, когда стук пятисот тысяч копыт перерос в устойчивый грохот. Пара секунд — и он смог разглядеть врагов ясно: маленькие, непропорционально широкие люди с восточными лицами, управляющие лошадьми при помощи одних лишь коленей, в то время как руки прилаживают стрелы к тетивам луков. Искривленные луки являлись смертоносным оружием, которое, в сочетании с непревзойденным умением держаться в седле, делало гуннов самыми опасными воинами в мире. Теоретически Сангибан знал, что, пока пехота держит свой строй под «черепахой» щитов, конница ни за что не полезет на выставленные пехотинцами вперед копья. Причиной тому было то, что, в отличие от людей, лошади к самоубийственным поступкам не предрасположены. Но долго ли его люди смогут держать строй? Они знали, что, как и их король, лишились доброго расположения соратников, а потому были деморализованы и подавлены.

Внезапно, с громким шипением, какое доносится обычно из гнезда рассерженных змей, небо потемнело от стрел. Большая их часть вонзалась в щиты или отскакивала от шлемов, но были и такие, которые достигали цели: стоило лишь на мгновение опустить щит — и допустивший оплошность воин падал с пробитым горлом или глазом.

Устрашающий вид свирепых всадников, безжалостный град стрел и крики раненых мало-помалу делали свое нехорошее дело. К ужасу Сангибана, худшие его страхи подтвердились: несмотря на яростные усилия офицеров, передовые позиции аланов начали терять свою целостность. По двое и трое, затем целыми группами, его люди поворачивались и пытались пробить себе путь назад, сквозь шеренги позади идущих, дабы избежать страшного обстрела.

Сначала медленно, затем — все быстрее и быстрее, передовая линия аланов гнулась, гнулась и наконец отступила. Паника охватила и другие шеренги, и вскоре уже весь аланский блок превратился в спасающуюся бегством толпу. Заключенные, словно овцы, между визиготами с одной стороны и римлянами — с другой, мечущиеся аланы не находили спасения от беспрестанного дождя стрел, и гунны без труда смели остатки армии Сангибана с поля боя.

Тем временем, на правом фланге союзной армии, визиготы тоже отбивали наскоки конницы, — с той лишь разницей, что то была конница остроготская. Отважные, сильные духом, ведомые героическим и уважаемым ветераном, в отличие от аланов, визиготы не отступили ни на пядь. Используемый ими метод был прост, но эффективен и придавал каждому из воинов дополнительное мужество, что было отнюдь не лишним — ведь всем им, вместе, предстояло сдержать атаки целого полчища всадников. Метод заключался в следующем: соединив свой щит со щитами соседей по шеренге, каждый из воинов выставлял вперед правую ногу и втыкал копье тупым концом в землю так, чтобы острие его оказывалось между его собственным щитом и щитом товарища, стоявшего в шеренге по его правую руку. Вновь и вновь налетали остроготские всадники на это деревянное препятствие и метали дротики в надежде нарушить визиготский строй, но каждый раз вынуждены были уводить лошадей в сторону за пару шагов до торчавших из первых рядов оборонявшихся смертоносных копий.

— Стоять, герои! — прокричал пожилой Теодорид, скача вдоль шеренг своего войска. — Держите строй, и они никогда нас не одолеют.

Столь бесстрашное выставление себя напоказ врагу стоило королю жизни. Перелетевший через передние ряды защищавшихся тяжелый angonпопал ему в грудь, выбив убеленного сединами воинами из седла. Рана оказалась смертельной.

Смерть короля не обескуражила визиготов — наоборот, придала им сил. Горя желанием отомстить, они бросились вперед, позабыв о защитной стене из щитов и обнажив клинки. Столь яростной и решительной была их атака, что остроготы вынуждены были отступить, но продолжали сражаться. Обе противоборствующие стороны, будучи представленными исключительно германцами, с презрением относились ко всякого рода доспехам, что вылилось в ужасающие раны и бесчисленное число павших.

На левом фланге, безмолвные, неподвижные, стояли римляне: конница, состоявшая из легких разведывательных эскадронов, более тяжелых vexillationesи панцирников, «Equites Cataphractarii Ambianenses»; пехота в лице нескольких старых легионов, над которыми все так же гордо реяли их орлы, и новых подразделений — петулантов, корнутов, бракиатов и многих прочих. Позади римлян расположились их союзники-германцы, главным образом вооруженные копьями и щитами и не носящие доспехов пехотинцы. Вожди германцев обзавелись лошадьми; многие из них были в Spangenhelms, кольчуге и с мечами.

К Аэцию, который, сидя на коне, наблюдал за развитием битвы с римских позиций в компании своих заместителей, Эгидия и Мажориана, подбежал курьер.

— Господин, аланы отступают! — выдохнул посыльный. — Аттила обратил их в бегство.

— Замечательно, — отозвался Аэций, загадочно улыбнувшись.

— Они отступают, господин.