Он начал с Мезии на Балканском полуострове (Босния, Сербия и Болгария), а точнее, с Верхней или Первой Мезии (столица Сардикум, Сердика, ныне — София), перешел через Драву, впадающую в Дунай, и захватил Виминаций, отбросив отряды постоянной стражи. Затем перед ним пала Ратиара, город менее значимый, но с римским гарнизоном, который был перебит. Аттила подошел к воротам Сингидунума (Белграда), гарнизон которого предпочел сдаться и сохранить себе жизнь. И какое везение! Часть солдат — гарнизон состоял сплошь из наемников — перешли на службу к Аттиле и вместе с ним поднялись вверх по Саве, чтобы завладеть югом Второй Паннонии — области, принадлежавшей Восточной Римской империи, на которую Аэций не мог распространить для Роаса «закон гостеприимства». И поскольку панноно-римский гарнизон Сирмия решил сражаться, большой удачей для всех стало то, что осаждающим гуннским войском командовал паннониец Орест! Для осажденных это стало удачей, так как запасы продовольствия были ограничены и они не смогли бы продержаться долго, а за сопротивление гунны не преминули бы расправиться с ними. Осаждавшие же избегали изнурительного стояния под городскими стенами и рискованных штурмов укреплений, в которых не были сильны. Орест, министр и полководец Аттилы, хотя и не слыл мягкосердечным человеком, на сей раз пошел на переговоры и сумел убедить жителей сложить оружие, доказав, что война будет братоубийственной и что Паннония не должна более быть разделена на две части. Несмотря на то что окрестности города были опустошены, сам Сирмий не разграбили. Капитулировавший гарнизон, открывший ворота, чуть ли не был удостоен «воинских почестей». Солдатам предложили на выбор: уйти в Первую Паннонию (находившуюся под властью Западной Римской империи) или вступить в гуннские легионы Второй Паннонии, и к большой радости Ореста и Аттилы практически все предпочли второе. Воины утратили доверие к Восточной Римской империи, которая обрекала их на прозябание в городах, вечно находившихся под угрозой нападения, а перспектива участвовать в походах, достойных их храбрости, была для них особенно привлекательной.
Захват Сирмия стал одним из самых счастливых моментов в жизни Аттилы. Когда-то этот город был столицей всей Паннонии и жемчужиной византийской короны. Благодаря удачному географическому положению, Сирмий являлся важным стратегическим пунктом, значение которого явно недооценили в Восточной Римской империи. Отсюда можно было совершать набеги на Иллирию, Далмацию, Мезию, Македонию и Фракию и угрожать самому Константинополю. Но для Аттилы, опьяненного успехом, это было, прежде всего, свершившейся великой местью, настоящей местью: Дунай, наконец, перейден! Сделано то, что раньше мог позволить себе только Октар, водивший римлянам гуннских наемников, но тот переходил Дунай много выше. А он, Аттила, сумел это здесь и при столь непохожих обстоятельствах! Он пришел не союзником, не федератом! Он явился завоевателем, победителем. Силой и собственной репутацией он добился того, чего не могла сделать дружеская дипломатия Роаса.