Аттила, несомненно, заручился предварительным согласием Аэция. Но в последнее время молчание патриция беспокоило вождя гуннов, и он решил напомнить о себе, согласившись дать убежище на своих землях за Дунаем греку Евдоксию, бежавшему из Галлии, где Аэций назначил вознаграждение за его голову. Он был лекарь, страшно ученый, но малость с придурью; добравшись в своих странствиях до Галлии, он там остался и как мог способствовал подрыву авторитета римлян. Обладая даром оратора, этот авантюрист снискал большую славу среди шаек разбойников, беглых рабов, багаудов и восставших крестьян. Он предложил Аттиле поддержку всех этих отверженных в случае гуннского вторжения за Рейн. Аттила, естественно, ничего не ответил, но принял авантюриста под свое покровительство. Это было своего рода напоминание Аэцию: «Я существую, я незлобив по натуре, но значу достаточно много, чтобы ваши враги предлагали мне, естественно, тщетно, совместные действия против вас».
Феодосию оставалось только согласиться на переговоры и лично принять послов. Их встретил на границе легат Вигилас, предоставленный в их распоряжение. Предварительные переговоры состоялись со спатарием — первым министром Хрисафием. Совместными усилиями определили повестку дня будущей встречи обоих императоров.
В начале 449 года Эдекон и Орест были с чопорной холодностью приняты Феодосием и препровождены Вигиласом в роскошные покои великого евнуха.
Великий евнух Хрисафий был личностью малосимпатичной. Из прожитых им пяти десятков лет тридцать ушли на деланье карьеры. Начав слугой Пульхерии, — проявившей определенный талант правительницы и военачальника во время своего регентства при юном Феодосии II, — он быстро учится, входит в императорский секретариат, участвует в различных успешных заговорах, расчищавших путь наверх, добивается благосклонности императрицы Афинаиды, ворует, сколачивает состояние, непрестанно сообщает императору о реальных и мнимых интригах, завладевает имуществом попавших в опалу, становится министром по налогам и сборам и в этом качестве присваивает часть налоговых поступлений, организует убийство тогдашнего спатария, покупает за бешеную сумму эту должность, присоединяет к почетному, но не денежному званию спатария — носителя императорского меча — пост министра финансов (талантливый был человек!), а затем и «премьер-министра». Он стал единственным и всемогущим ближайшим советником слабого Феодосия. Теперь его ненавидят честная Пульхерия, сенаторы и другие государственные мужи, которых он оттеснил или разорил. Однако, не чувствуя себя в безопасности, он организовал еще немало покушений, дабы самому избежать подобного. К собственному несчастью, Хрисафий возомнил себя гением, обладающим даром превращать всех в свои орудия. Он был убежден, что все люди продаются и покупаются, вопрос только в цене. Кроме того, этот прирожденный интриган и заговорщик, сколь ни парадоксально, не умел держать язык за зубами.
Хрисафий не доверял Оресту, с которым уже успел познакомиться. Он даже позволил себе в разговоре с Феодосием едкую шутку, о которой стало известно Оресту: «Как Аттила осмеливается просить выдачи знатных гуннов, поступивших на вашу службу, когда один из его главных министров сам является римским перебежчиком?»
Но с Эдеконом ему было проще поладить. По крайней мере, так ему казалось. «Скифский» военачальник впервые вкусил радостей римского двора. Попав в византийскую столицу из деревянных «дворцов» и возведенных на скорую руку лагерей, он был потрясен величием, красотой и роскошью императорской резиденции. Он приходил в восторг при виде мраморных портиков, галерей, сверкающих золотом и порфиром, обелисков, скульптур и прочих произведений искусства. Он искренне выражал свое восхищение, отнюдь не считая, как Аттила, побывавший при дворе Гонория, что все это — порочные красоты загнивающего мира.
Хрисафий посчитал, что открылась возможность разыграть блестящую партию, и пригласил Эдекона отужинать наедине с ним. Тот охотно принял приглашение и подвергся великому искушению: «Только пожелайте, и у вас будет такое же состояние, как у меня. Смерть Аттилы принесет вам безграничную признательность моего императора».
Хрисафий не знал, с кем имеет дело. Он обращался не только к преданному другу Аттилы, но и к человеку намного более умному и проницательному, чем он сам. Эдекон тоже умел притворяться, когда считал это полезным.
Приск пишет (и дальнейший ход событий это подтверждает), что Эдекон нашел предложение заманчивым, но рискованным. Если он согласится, то ему потребуется некоторая сумма, не слишком большая, на подкуп воинов — пятьдесят фунтов золота, как утверждает Приск. Хрисафий тут же предложил ему эти деньги. Эдекон рассуждал так: «Нет уж, увольте! Аттила узнает, что при мне сумма денег, которую не спрячешь при возвращении, и заподозрит меня. Как же быть? Включить Вигиласа в состав посольства Восточной империи, уполномоченного завершить переговоры, и доставить с ним требуемую сумму. Так будет лучше».