Три дырки в социальной сфере были не закрыты, но их на себя брали институты Отца-основателя, или теперь можно было говорить о некоей организации. Это слив пассионарной части населения, изъятие из общества самоучек-изобретателей и людей, которые могли бы из частных явлений сделать далеко идущие выводы о наличии тайной руководящей роли высокоразвитой цивилизации. Но за последнее время, по моим прикидкам, как раз с того самого момента, когда перестали, как говорил Тыгын, откликаться на призывы шаманов Тэнгри и Отец-основатель, три последние задачи не выполнялись и в Степи накопились противоречия. Вот кто-то сейчас проводит политику дестабилизации, активно раскачивая общество. Посмотреть бы на дирижеров этого оркестра, и на тех, если таковые имеются, кто заказывает музыку. Странно даже. Что еще надо людям при таких-то свободах.
В общем, с шаманом поговорили, хотя, по сути, до самих формулировок Закона так и не дошли. Пока только общие сведения по устройству жизни. Чёрт их знает, может самих формулировок, как таковых и нет в природе. Только общие указания, дух, так сказать, закона, а не буква. Ну и ладно. От таких мудрствований голова начинает болеть. Пора обедать и в тишине усвоить полученные сведения.
После обычной сиесты на площадь начал подтягиваться народ, поглазеть на преступников и обсудить ситуацию. Самое неприятное то, что все эти люди – родственники кого-то из аула и окрестных кишлаков, а это, по существу, позор на весь род. Как бы волнений не произошло. Но присутствие охранников остудило горячие головы. Когда по сведениям бая, собралось достаточное количество народу, Арчах зачитал новый указ Улахан Тойона о поимке преступников. Тут же началось торжественное вручение денежных премий и орденов участникам операции. Это был маркетинговый ход, большей частью, чтобы народ впечатлился полученными суммами. Вечером они вернут всё заработанное непосильным трудом Талгату, ибо нехрен два раза деньги получать за одно и то же, это их работа, в конце концов. Потом получат премию по результатам путешествия. Дальше Арчах превзошел сам себя, произнеся обвинительную речь и возбуждая в толпе самые кровожадные инстинкты. Под финал действа пейзаж украсила виселица, а виселицу – руководитель ячейки с желтой тряпкой в зубах. У остальных осужденных я в сарае, тайно ото всех, отобрал санаа сюрун, мне нужны пастухи в кочевье. Пойдут вместе на Ыныыр Хая, вместе с конфискованными удобрениями. Арчах и Боокко убедительно показали, что могут уже агитировать самостоятельно. И вообще система начала работать и без моего участия, так что можно отвлечься на себя, любимого.
Утром мы уже ехали дальше. В душе моей спокойствие, потому что дела, так или иначе, движутся. Я даже из совершенно гнусной ситуации выцепил кое-что для благосостояния своего рода, так что есть чем гордится. Теперь надо подумать о своих доходах. Пока ничем, кроме грабежа я не занимался. Это неправильный путь. Во-вторых, у меня нет своих бойцов. Это тоже неправильно. И тут одно связано с другим. Только что я могу продать, чтобы нанять банду? Шерсть, войлок, шкуры. На них состояние не сколотишь. Проблема, однако. Может пойти в горы золото поискать? Драгоценные камни? Проблема.
Я достаю хомус и начинаю бренчать мелодию "Sail Away" от Deep Purple. Очень похоже на хомус, как для него написано. Но я переоценил свои таланты, вместо классического рока получилось что-то вроде камаринского, исполняемого глухонемым на расстроенной балалайке. Нет, надо было "A 200" побренчать. Сайнара смотрит на меня широко раскрытыми глазами, Талгат едет с каменным лицом, чиста Чингачгук, а Боокко и вовсе раскрыл рот. Мне становится стыдно за собственную бездарность, надо или каждый день тренироваться, или вообще не браться за инструмент. Вот если бы была мандолина, я бы вам показал класс. Меня в детстве жестоко насиловали в течении семи лет этим, богом проклятым инструментом, да так, что я в припадке ностальгии иной раз могу исполнить кое-что на струнных. Хорошие были у меня учителя. М-да… где мои семнадцать лет.
— Что это было, Магеллан? — наконец выходит из ступора Сайнара.
— Каприз художника, — блею я, пытаясь сохранить лицо. Чуть не покраснел.
— Ты меня научишь, — констатирует она, — я никогда не слышала такой интересной музыки.
— Научу, непременно научу, — бормочу я, в тайной надежде, что она про это забудет.
Я упаковываю хомус в футлярчик, готовый провалиться от стыда. Для приличия надо бы начать светскую беседу, но Сайнара упорна, как бульдозер.
— Про что это песня?
— Про паруса, которые уходят в море, а на берегу стоит женщина и ждёт своего мужчину. А он не может вернуться, на море штиль.
Лучше бы я молчал. Пришлось объяснять, что такое моряк, штиль и всё такое. Потом мягко перевел стрелки на тему преступников.
— Сайнара, а тебя не волнует, что мы убиваем подданных твоего дедушки?
Она твёрдо посмотрела мне в глаза: