Атын (СИ)

Однако, будучи не до конца пьян, я понял, что возбуждение продольных волн в гидравлической среде на текущем этапе было невозможно. По причине того, что дырка, откуда сочилась вода, была слишком мала для того, чтобы туда воткнуть хотя бы одну шашку. Но я был уже достаточно на взводе, чтобы привлечь всех мужчин, которых обнаружил в поле зрения для того, чтобы откопать место для закладки заряда. Ну, в некотором роде алкогольная гиперактивность, помноженная на пьяное упрямство и отсутствие всяческих сомнений в правоте своего подхода к решению проблем привело к тому, что лопатами расковыряли кое-что. В кое-что, глубиной, как оказалось, метра два, я засунул примотанные к палке четыре толовые шашки. Это не помогло. Шашки вместе с палкой тонуть не желали. Пришлось примотать к ним еще камень, чтобы гарантированно утопить это самопальное взрывное устройство к самому дну. Еще минут пять-десять мне понадобилось, чтобы пинками отогнать от источника всех любопытствующих. Обезьян и поджечь бикфордов шнур. Его длина была около метра, я полагал, одна минута сорок секунд – достаточное время, чтобы добежать до канадской границы. Между нами говоря, до канадской границы можно добежать за любое время, было бы желание. Но я успел отбежать метров на триста и залечь. Дрогнула земля, со свистом над головой пролетели мелкие камни вперемешку с водой. Красиво, с детства любил всякие взрывы. Надо было мне пойти во взрывники. Или в пожарные.

И всё. На месте бывшего родника образовалась яма, заполненная жидкой грязью. Пипец бассейну с мраморными стенками, подумалось мне. Никаких тебе фонтанирующих скважин, ни с нефтью, ни с водой. Только земля почему-то продолжала дрожать и в её недрах что-то странно гудело. Но примерно через пару секунд, гудение стало напоминать мне аварию на водопроводной станции, и в небо взвился фонтан воды, высотой метров тридцать, обдав нас свежим холодным душем и ещё одной порцией грязи и камней. Но никто не пострадал, как мне показалось. Мы восторженно смотрели на эту реку воды, которая летела в небеса, восхищаясь моим провидческим гением. Минут через десять, когда стихли аплодисменты, артезианская скважина поумерила свой пыл, и фонтан стал высотой метра полтора. И всё равно, такое количество воды полностью наполнило бассейн и бурным потоком потекло по лоткам и арыкам. Проблема воды в данном месте была решена, а зрители пошли отстирывать портки. Я же с чувством глубокого удовлетворения отправился в свою хату, праздновать победу над слепыми силами природы.

— Что там было, Магеллан? — встревожено встретила меня дома Сайнара. У неё теперь такая трогательная беззащитная улыбка. И во взгляде – искреннее беспокойство обо мне, любимом.

— Мы, дорогая, — ответил я, снимая с себя изгвозданные одежды, — не можем ждать милостей от природы, взять их у нее – наша задача.

От этой фразы, внезапно, видать от переутомления, всплывшей в памяти, стало как-то не по себе. Гнусненько как-то стало, я почему-то чувствовал себя ландскнехтом, изнасиловавшим на конюшне невинную девочку. Муки совести я заглушил еще одной соточкой и куском вяленого мяса. Сайнара обняла меня со спины, и положила голову на плечо. Понимает, видать, что что-то не то со мной творится.

Надо назначить капо нашего поселения. Иначе я просто погрязну в текучке и хозяйственных делах. А у меня другие интересы. Проблема была в том, что степняки, мои родичи, так называемые, мало того, что не желали жить в домах, но и категорически не желали ни пахать, ни сеять. Даже огородика заводить не желали. А жрать голимое мясо мне уже слегка надоело. От запаха баранины я начинал себя плохо чувствовать, и выхода пока из этого положения я не видел. Ну, есть у нас запасы зерна и муки, ещё какие-то корешки с травками таскают из степи охотники, но это несбалансированное питание. Напасть что ли на какое-нибудь селение и угнать земледельцев? Да тут вроде так не принято.

Следующий день я посвятил разборке автоматического оружия, а также его смазке и сборке. Сказать по правде, это удавалось мне с большим трудом. Выручила старенькая книженция, затерявшаяся в документах. Типа наставление по стрелковому делу, на желтой, ломкой бумаге, но с картинками. Несмотря на то, что я с ней обращался очень аккуратно, она всё-таки развалилась окончательно. Но главное я из неё извлёк. Главное – то, что из привезенного железа можно стрелять, хотя так и не понял, что такое шептало. Я этого не знал даже во времена своего обучения, а уж теперь и вообще поздно этим заниматься. Почему эту железку нельзя было назвать человечьим языком[40]? Как-нибудь по-людски, например, хвостовик или скоба. Я в некотором роде согласен с Козьмой Прутковым[41]. Я бы всех тогда простил.

Чуть позже я прошелся по окрестностям, выискивая место, где устроить стрельбище, но остановился, наблюдая, как четверо мужиков разгребают грязь из того котлована, что образовался на месте бывшего родника. М-да, кажется что-то пошло не по плану. На меня набросился разъяренный мастер-ломастер: