Аудитор

Стишки она придумала буквально на следующий день. День был нерабочий. Ира сидела за компьютером, искала на специальном сайте рифмы. Стишков получилось три: для себя самой — с юмором, для Марины с Олегом — прочувствованные и уважительные, и для детей — трогательные. Ира несколько раз перечитала свои тексты, чтобы, не дай бог, нигде не пережать, не сделать песни слишком приторными и, следовательно, безвкусными. Была опасность, что, как и любой пожилой человек, который волнуется, Мелихов всё прослушает. Да, так может случиться, но тут уж Ирина ничего не могла поделать. Ладно, снимем на камеру, и он потом посмотрит, даже несколько раз.

Эх, жалко, у них рояля нет, а то бы папа в охотку сыграл. Ирине пришло в голову, что надо специально заставить его поиграть у Марины, чтобы сделать фильм. Ему самому будет интересно посмотреть на себя со стороны, такая замечательная возможность, о которой раньше он и мечтать не мог. Ира отправила тексты Марине, они начнут репетировать. Теперь следовало подумать о стишках для Насти. А может, и песен хватит? Ира принялась составлять меню. По поводу каждого блюда она советовалась с папой, но он сказал, что полностью ей доверяет и обсуждать ингредиенты салатов не стал. Ирина пустила в ход свой козырь: фаршированную рыбу. Да, фаршированную рыбу он хотел. «Да ладно, Ир, это же возня», — отец пытался её урезонить, но Ира закусила удила. «А торт, пап, какой ты хочешь торт?» — настаивала она. Нет, торт он не хотел, а хотел дрожжевые маковые «хоменташен» и ватрушки с творогом. «Испеку, конечно. Хотя это не заменит торт», — Ирина была готова стоять у плиты день и ночь. Праздник так праздник.

Наступила последняя неделя подготовки. Концерт был практически готов. Дети хотели выступать. Женя, артистка в душе, всегда была готова постоять на сцене, но и Настя с Мишей заразились всеобщим энтузиазмом. Лиля отбирала фотографии, они с Лёней делали слайд-шоу, даже музыку подбирали, и сколько Ирина ни спрашивала, ничего не узнала: ребята хотели сделать всем сюрприз.

Почему-то, несмотря на царившую в доме атмосферу праздника, отец ни с того ни с сего затеял неприятный разговор:

— Ир, а ты на мой день рождения на кладбище ходила?

— Нет, пап, только в день твоей смерти, второго числа.

— А почему двадцать пятого не ходила?

— Мне что, надо было ходить на кладбище два раза в месяц? Зачем? Зима, там всё равно ничего нельзя было делать. Потом мы весной ездили, убирали мусор, мыли памятник, приносили цветы. Что-то не так?

— При чём тут твоя суета на могиле. Речь идёт о памяти.

— Странно ты говоришь… суета. Даже как-то обидно. А насчёт памяти, это условность. Мы тебя всегда двадцать пятого вспоминали. Кладбище тут ни при чём.

— Выпивали?

— Второго, как правило, да, а двадцать пятого — нет. Почему ты спрашиваешь? К чему это сейчас?

Отец её как будто не слышал. Тема кладбища почему-то его волновала именно сейчас, когда они собрались ехать в китайский магазин за рыбой. «Что его цепляет?» — с досадой думала Ира. «Ладно, пап, поехали. У нас с тобой дела», — попыталась она отвлечь отца от неприятной темы, но не тут-то было:

— Память тут очень даже при чём. Вы уехали, и сейчас, значит, на могилу никто не ходит? Так?

— Ну, так. Кто будет ходить? Весной раз в году Иза ходит и Танька заходит, может, два раза в год.

— Бросили нас, значит?

— Пап, кого мы бросили? Могила — это же не люди. Как ты понимаешь, там никого нет. Зачем ты меня упрекаешь в таких вещах?

— Я ходил. Даже, если ты помнишь, сам дату своего рождения на памятнике написал, чтобы вам меньше было работы.

— Да что с тобой сегодня? Написал, написал… на черта ты это делал, спрашивается? Я потом остальное заказала, мне бы и дату рождения набили, подумаешь… ты тогда расстарался только, чтобы меня зачем-то уязвить. Есть в тебе черта — обижать людей без причин.

Отец молчал, но Ира видела, что она его не убедила в своей невиновности перед умершими родственниками. «Бросила, и всё!» У Иры был весомый аргумент, но она была не уверена, стоит ли его проводить. А чёрт, была — не была:

— Ты, пап, сам всю жизнь мечтал об эмиграции в Америку. Вот если бы тебе представилась реальная возможность уехать, ты бы не уехал из-за родственников на кладбище? Не уехал бы?

— Уехал бы.

— Ну вот.

— Я бы что-нибудь придумал, чтобы их не оставлять. Перевёз бы…

Ире и самой такое в голову приходило много раз. Заброшенная могила — это нехорошо, стыдно, но… как же всё было сложно! Ещё она могла бы сказать папаше, такому строгому и требовательному к ней, что где, интересно, могилы его собственного отца, сестры? Что же он не подумал о захоронении в своё время? Нет, не стоит колоть ему глаза. Не сейчас.

— Ладно, пап, поедем в магазин. Мы уже думали о переносе урн, но это очень сложно. Поверь, я узнавала.

— Я верю, верю, но вы должны что-то сделать.