Аудиториум. Часть 1

— Они… Они убили меня, — с горечью прошептал он. — Убили собственного сына. А я ничего не сделал, чтобы заслужить такое наказание!

— Уверен, они думали, что все будет не так. И технически — тебя не убили. Иначе Род бы этого не одобрил.

— А как? — Дух наконец-то смог на мне сфокусироваться и посмотрел прямо в глаза. Вместо зрачков у него горели две светящиеся точки. — Они запороли ритуал, и теперь из-за них я здесь! Болтаюсь между старым телом и… не знаю, чем-то, не имея возможности ни вернуться, ни отправиться дальше! Один, в этой бесконечной пустоте… Что я им сделал? Я ведь никогда серьезно не грешил. Вел себя тише воды ниже травы, старался выполнять все, чего от меня требовали. Ведь все надежды были на Петра — он с девятым рангом, он самый сильный, он — надежда всей семьи. Всегда только и разговоров было, что о Петре-наследнике да об Оле — девице на выданье. А я… Я бы и хотел себя проявить, да кто мне дал?

Он рассказывал это с такой болью, с таким сожалением, что я действительно начал сочувствовать своему предшественнику. Только была в его рассказе одна деталь, которая наверняка и обосновала решение старших членов семьи.

Прежний Миша не проявлял инициативы. Ждал, когда ему велят, предложат или попросят. Провел годы в ожидании шанса и к своим почти восемнадцати годам так и остался ждуном. Быть может, выживи старший брат, на это бы никто не обратил внимания. Миша получил бы высшее образование, затем какую-нибудь скромную, но стабильную должность…

Но смерть старшего брата превратила этого слабовольного Мишу в наследника. А с учетом положения, в котором оказалась семья, это было равносильно медленному самоубийству всего рода.

Как странно, что я и сам сейчас мыслил совершенно иными категориями. Как наследник, хотя, казалось, до конца не был внутренне к этому готов. Но голова уже работала иначе. Видимо, Род все же знал обо мне что-то такое, чего я и сам о себе не представлял…

И все же помочь парню хотелось. Да, он был слаб. Да, явно не подходил для той участи, что внезапно оказалась ему уготована. Но он не сделал ничего, чтобы заслужить такое беспокойное и мерзкое существование.

— Я здесь оказался потому, что не могу как следует контролировать родовую силу. Значит, ты причина? — предположил я. Ведь просьбу к Роду я озвучил вполне четко.

Дух пожал белыми плечами.

— Я не знаю. Знаю только, что здесь я не на своем месте.

— Раз ты это знаешь, выходит, так оно и есть, — видя, что дух был одержим болью и скорбью и не пытался на меня напасть, я решил проявить дружелюбие. — Назад тебя вернуть не выйдет — я уже спрашивал. И мне никак не вернуться. Но я согласен, что ты оказался в ужасной ситуации, и хочу помочь тебе упокоиться. Как мы можем это сделать?

— Я… Я не знаю.

Возможно, это было проверкой. Или испытанием. Я не мог понять, почему Род это допустил — ведь прежний Миша действительно ничем не провинился перед семьей. А то что характером не вышел — так тут, извините, никогда не угадаешь. Может дело было в том, что сам процесс был неестественным? Ведь ритуал, который провели отец и бабушка, серьезно вмешивался в структуру Рода.

Насколько я понял, умершие члены семьи становились духами и отправлялись в Род, встраиваясь в его энергоинформационную структуру, добавляли свои знания в общий поток, становились единым целым и, быть может, даже получали собственный листик на том белом древе. Отчего-то мне думалось, что белое древо служило неким визуальным воплощением структуры Рода.

А тут, получалось, что Мишу насильно выпихнули из еще живого тела и заменили на мой дух. И, видимо, по соображениям старшей родни, дух прежнего Миши должен был безболезненно отделиться от тела и соединиться с Родом, чтобы потом, быть может, возродиться в одном из потомков или остаться в потоке навсегда.

Но что-то пошло не так…

Зато теперь я начал понимать, почему манипуляции с родом запретили на законодательном уровне. Не умеешь — не берись. А умельцев, судя по всему, осталось мало.

— Миша, — дух вздрогнул, когда я позвал его по имени. — Ты сказал, что отец и бабушка сделали что-то неправильное в ритуале. Получается, поэтому ты здесь застрял. Я могу что-нибудь исправить, чтобы ты отправился дальше?

— Я не знаю. У меня же память почти стерлась и угасает все сильнее. У меня потихоньку отнимают память и отдают тебе… Не знаю, сколько времени прошло, но когда я пытаюсь что-нибудь вспомнить, получается все реже… Боюсь, я так совсем исчезну…

Вот как, оказывается, это работало. Действительно, очень жестоко. Похоже на пытку. Правда, отец-то наверняка думал, что возвращал мне память из общего родового потока. А на деле он пытал душу родного сына. Твою же мать.

— Может осталось какое-то воспоминание, которое никак не уходит? Или ты за что-то отчаянно держишься? — предположил я. — Должна же быть причина, по которой ты не можешь уйти отсюда.

— Я знаю, что ритуал не исправить, — тихо ответил дух. — Не знаю, откуда, просто… Просто знаю — и все. И я хочу обратно. Очень хочу. Я хочу к семье, к родным!

— Обратно никак не получится. Прости.