— Странно. Ремесло ведь очень полезное.
— Но опасное, — возразил Пистолетыч. — И еще психометристы, увы, долго не живут. Во время работы им постоянно приходится принимать стимуляторы, чтобы разогнать сознание и увидеть больше, чем могут обозреть глаза. Во-первых, это дорого. Во-вторых, от подобного регулярного воздействия страдают и разум, и тело. Поэтому тридцать пять лет для психометриста — уже пенсионный возраст. Чем более редким даром мы обладаем, тем дороже за него приходится платить, Михаил. Мало кто соглашается добровольно укоротить себе жизнь.
— Но, выходит, у нас все-таки есть возможность проверить какой-нибудь объект у психометриста.
И тогда, получается, Васильев и здесь мне не солгал. Удивительно.
— Было бы что проверять, — мрачно отозвался Алексеев. — Пуговицу-то забрали. А она могла многое рассказать…
— А если все же найдем владельца?
— Вот для этого я и прошу тебя позволить считать твою память, — напомнил Корф.
— Что ж, приятно, что мы мыслим примерно в одном направлении, — криво улыбнулся я и подошел к тайному советнику. — Приступайте к пытке, ваше превосходительство.
Алексеев уступил мне место на диванчике и тут же воспользовался возможностью уткнуться в телефон. Казалось, секретарь Корфа просто прирос к своему устройству. Вечно что-то строчил, смотрел и отправлял.
Я сел рядом с Корфом. Менталист положил руки мне на голову.
— Помнишь, как помогать?
— Конечно.
Расслабиться и получать удовольствие, ага. Впрочем, стиль работы Пистолетыча не предполагал никакого кайфа. Стараясь не думать ни о чем, кроме вчерашних событий, я открыл разум и позволил силе Корфа скользнуть в мои воспоминания. Услужливо показал ему сцену погони, аварию и все, что было дальше.
В голове неприятно зудело. И хотя мозг не мог чесаться, мне очень хотелось его поскрести. Но на этот раз хотя бы обошлось без острой боли. Неужели я пообвыкся?
— Спасибо, Михаил.
Корф отнял руки и отстранился от меня. Я открыл глаза и поморщился от дневного света — почему-то всегда после ментальных процедур глаза начинали болеть от всего яркого.
— Стало понятнее? — с надеждой спросил я.
— Жаль, что ты не смог как следует разглядеть того мужчину из Аудиториума.
— Шляпа закрывала лицо…
— Но теперь у нас есть хоть что-то. Попробую дернуть за ниточки.
— А нападавший?
— Я его не знаю. А шерстить всех обладателей третьего ранга в империи проблематично и займет много времени. Но будем работать.
— Рад, что помог. Как понимаю, сперва вы начнете трясти связи Васильева?
Алексеев оторвался от телефона.
— Мы уже потрясли эту яблоньку. И она дала первые интересные плоды.
— Излагай, — приказал тайный советник.
Алексеев с сомнением покосился на меня.
— Уверены?
— Говори.
— Игорь Николаевич Васильев оказался дальним потомком знаменитого графа Васильева. Древний боярский род, возведенный в графское достоинство при императоре Петре Алексеевиче. Что занимательно, в гимназии он числился под фамилией Сильев, что позволяет предположить, что наш Игорь Николаевич имел… скажем деликатно, внебрачное происхождение.
— Когда он сменил фамилию?
— При поступлении в Московский университет. В этот момент он превращается в Васильева, успешно проходит вступительные испытания и зачисляется на факультет управления Благодатью.
Я озадаченно уставился на кофейник.
— Выходит, он был внебрачным сыном, которого позже узаконили. Но тогда, получается, его не отрезали от рода?
— Полагаю его отец, Николай Федорович, сможет пролить свет на эту историю, — ответил Алексеев.
Интересно девки пляшут…
Радамант — бастард Романовых, Васильев был бастардом… Понятно, что Радамант не мог провернуть все свои теракты один и у него наверняка должны были найтись помощники. Другой вопрос, добровольные или нет. Идейные противники установленного порядка или такие же пешки вроде меня, пока что не осознавшие своей роли в этой игре?
Выборка пока была маловата. Я знал всего о двоих, включая зачинщика. Но если предположить, что Радамант собирал вокруг себя незаконнорожденных, не отрезанных от родов, это превращалось в гигантскую проблему. Начиная с того, что о многих одаренных ублюдках государство могло попросту не знать, заканчивая теми, кого тайно узаконили.
— Михаил, что с тобой?
Я встрепенулся и непонимающе уставился на Корфа.
— Ничего.
— Говори, что придумал. У тебя на лице написана догадка.
— Да ну, маловато пока сведений.
— Говори.
Вздохнув, я поделился с ним соображениями и догадками. Корф, хвала ему за такт, выслушал меня внимательно.
— Интересная версия, — откинувшись на спинку диванчика, сказал он. — Но ты прав, у нас мало сведений, чтобы делать столь громкие выводы.
— А если аудиториумец — тоже бастард? — предположил я. — Туда пустят только узаконенных, ибо… Ну, порядки, нравы, сами понимаете. Это ведь можно проверить?
— Можно попытаться, — кивнул Алексеев. — Я отправлю запрос.
— Не запрос нужно направлять, а самим копаться в их архивах.
— Ну, разрешение у вас есть, — улыбнулся я.
Корф наградил меня тяжелым взглядом.
— Судя по голосу, там был вовсе не студент, — добавил я. — Это может сузить круг поисков.