— Да? Странно, мы получили ее от людей де Голля. Впрочем, это деталь, она несущественна. Существенно совершенно другое — крах британского экспедиционного корпуса в Дюнкерке, когда Гитлер вышвырнул нас с континента. Именно тогда американский военно-морской атташе Алан Керк сказал сэру Годфри, что Британия будет разгромлена до конца августа сорокового года, если только Соединенные Штаты не придут на помощь... Американец, он привык называть вещи своими именами — что думаю, то и говорю; Америка большая, Англия маленькая, Америка сохраняет нейтралитет, Англия противостоит Европе, оккупированной Гитлером... Сэр Годфри, впрочем, предложил Керку пари на полкроны; тот отказался, считая, что своим отказом он щадит нашего шефа; для американца нет разницы — миллион или полкроны; главное, денежная единица, и с полкроны может начаться миллиард. Вы не можете себе представить, князь, какой сложной была ситуация в ту пору... Сейчас в Америке не любят вспоминать о той удушающей атмосфере изоляционизма, которая царствовала тогда за океаном. Только после смерти Рузвельта он стал с и м в о л о м Америки, а в сороковом году мы, в разведке, далеко не были уверены, что его переизберут на новый срок. А если бы его не переизбрали, Америка бы не вступила в войну или вступила бы значительно позже... Так что наша задача, разведки Империи, заключалась в том, чтобы сделать все для переизбрания Рузвельта, а это было совсем не легко, поверьте. Мы начали с дезинформации, с гигантской, неизвестной еще миру дезинформации, когда сэр Уинстон начал самолично с о ч и н я т ь обращения к англичанам, а через их голову всему миру, рисуя ситуацию не такой, какою она была на самом деле, а такой, которая требовалась для того, чтобы американцы поняли: их ждет трагедия, если Рузвельт снова не придет в Белый дом... Сэр Годфри наблюдал, как Черчилль р а б о т а л эти свои речи: в одной руке длиннющая сигара, в другой — виски с содовой; одет в измятую куртку с множеством карманов; ходит по громадному кабинету, диктует, не думая о стенографистке; рядом, для страховки, машинистка, б е р у щ а я с голоса; изредка поглядывает на сэра Годфри, словно бы спрашивая, не слишком ли заносит, он ведь считал себя первоклассным журналистом, и не без основания, только поэтому он и стал премьером, — из большой известности в еще большую известность... Черчилль позволял себе, например, утверждать по радио, что половина немецких подводных лодок уже потоплена... Мы-то знали, что это не соответствует истине... Годфри выступил против Черчилля — конечно, весьма сдержанно, корректно, как и подобает джентльмену, — но выступил... Он считал, что люди, облеченные властью, не очень-то любят информацию, которая чревата политическими сложностями... Я преклоняюсь перед сэром Уинстоном, но и перед сэром Годфри я тоже преклоняюсь, поэтому все же закончу эту скучную, грустную и длинную новеллу про то, как мы в третий раз привели Рузвельта к власти, как создали американскую разведку и что мы получили в благодарность за это... Впрочем, быть может, я надоел вам?
— Вы рассказываете очень интересно... Делается немножко страшно за мир, в котором живешь... На поверхности — полная ерунда; главное, определяющее эпоху, становится известным, когда поезд ушел, ты стар, и на дальнейшее развитие повлиять не можешь...