Аукцион ее страстей

Эрик. Он давно не видел такой варварской жадности. Эта ведьма впилась белоснежными зубами в лимон, нисколько не стесняясь того, что на нее все смотрят. Она жадно хлюпнула, высасывая сок из-под кожуры. Какая мерзкая невоспитанность! Какое восхитительное первобытное варварство! Ни одна ведьма не вела себя так вызывающе. Что неудивительно: после неудачных экспертиз эмпаток не держали в доме, сразу отправляя в тюрьму для прикрытия, чтобы все, кто не посвящен в тайну аукциона, видели, что ведьмой занялись дисциплинаторы. А эту оставили в доме и усадили за стол. Но ни одна из ведьм не будоражила так его воображения.

Вот она сидит рядом, внешне якобы спокойная, но изнутри просто кипит. Это видно по слегка дрожащим пальцам, нервно сжатым под столом коленям и прерывистому дыханию. И это возбуждает! С тех пор, как он начал следить за ней, его змей все время шевелится. Долгие годы Эрик не чувствовал его. Последний раз это было с той ведьмой, которая своим упрямством доводила его до неистовства. Она не соглашалась участвовать в аукционе. Ни за что! Готова была даже умереть. Ни уговоры, ни угрозы, ни психологическое давление не помогали. И когда она билась в его руках, тогда он и почувствовал змея. И дал слабину. Наплевав на собственные принципы, выпустил змея за день до ее казни, и почти сутки упивался телом ведьмы. А потом долго вспоминал глаза упрямицы, когда она увидела, что кроме обычного члена, у него есть еще второй.

А сейчас Эрик надеялся, что Алика окажется сговорчивей, чем та, предыдущая. Его рука словно осталась там, внутри ее лона, нечувствительного к мужской ласке. Но если она фригидна, если она холодна, как лёд, то откуда эта эмоциональность и непосредственность? Эта живость, которая бывает только у страстных женщин?

Алика. – Она чудовищно невоспитанная, – Эмма прервала затянувшееся общее молчание. – Даже ест по-варварски, как ведьма.

Надоела ты мне, блондинка! И все вы мне здесь надоели! Какой-то абсурд. Делают вид, что ничего не произошло, любезничают с похищенной ведьмой, которую презирают, откармливают меня, как овцу, которую выбрали для заклания. Да, слово найдено! Я – овца. Меня собираются зарезать, но при этом не хотят нервировать, чтобы адреналин, от страха наполняющий кровь, не испортил вкус мяса. Терпение лопнуло.

– Сами вы – ведьма, – проглотив лимон, ответила я. – По вашему очень воспитанно похищать меня и притаскивать черт знает куда?

– Замолчи! – Эмма перегнулась через стол, сверля меня глазами.

– А она мне нравится! – расхохотался Генрих. – Эмма права: варвары могут быть очень забавны.

Дан бросил на него спокойный, но внимательный взгляд, и Генрих, подавившись смехом, нервно схватил бокал с водой и уткнулся в него.

– Хватит, Эмма! – едва слышно сказал Дан, продолжая есть ростбиф.

На меня он даже не посмотрел.

– Не буду молчать! – взорвалась я. – Меня притащили сюда, подвергли унижениям, оскорблениям, пугают какой-то казнью, называют ведьмой. Да что я вам всем сделала? Что я могу вообще сделать? Я же не политик, не ученый, не чертов экстрасенс, я – филолог. Вчерашняя студентка. Мне двадцать три года, и до сегодняшнего дня я вообще не подозревала, что кроме нашего мира есть другие! Кто вы все такие, чтобы меня оскорблять? – я вскочила, опрокинув стул.

Страх и боль, наконец, выплеснулись наружу.

– Вас не существует! – закричала я. – Вы – сон, кошмар, видение, галлюцинации, которыми я страдаю уже давно. Сейчас ущипну себя и все пройдет! – я задрала платье до бедер и изо всех сил вцепилась пальцами в собственную ногу.

Да так сильно, что аж слезы из глаз брызнули. Но кошмарный сон и не думал исчезать.

– Видения… вы все это слышали? – Эмма встала и торжествующе посмотрела на присутствующих. – Она прилюдно призналась в том, что ведьма, потому что видения бывают только у них.

– Сама ты ведьма! – я схватила со стола лимон и бросила в нее.

Эрик, Дан и Генрих тоже вскочили на ноги. Хрустальные драконы с громким писком закружились над столом. Только дети остались сидеть на месте. Роботы они, что ли?

– Хватит! Замолчите обе! – грозно выкрикнул Дан.

Он сорвал с шеи салфетку и швырнул на стол.

–Уведите детей! – бросил он служанкам, тяжело дыша.

Безмолвная прислуга, стоящая по углам столовой, схватила детей и вывела прочь.

– А теперь послушай меня, Алика, – Дан угрожающе вытянул указательный палец в мою сторону. – Любое сильное проявление эмоций в нашем мире считается признаком ереси и демонической природы. Подробности ты узнаешь позже. Но незнание не освобождает от ответственности, и наглости я не потерплю. Если ты еще раз позволишь себе нечто подобное, то я не посмотрю на то, что Орден дисциплинаторов нуждаемся в твоих услугах. Ты будешь подвергнута унизительной экспертизе на площади, подобной той, что уже проводил Эрик в комнате допросов. Но в этом случае всё будет прилюдно. На глазах у тысяч людей. А потом ты будешь сожжена как ведьма. А ты, – он обратился к Эмме, – понесешь наказание немедленно, вместе с ней, потому что в отличии от чужеземки, пьешь воду покоя и забвения. Но при этом покорности в тебе нет.