— Но ты берёшь предлагаемое мною.
Я выпускаю десертную ложку, она звякает о блюдце. Откидываюсь на спинку дивана, скрещиваю руки на груди.
— У меня есть выбор? — со злостью спрашиваю я.
— Конечно, — серьёзно кивает Адам. — Выбор всегда есть. Даже, когда он не очевиден.
Моя первая реакция — закатить глаза с тяжким вздохом и возгласом “начинается” — тает под его взглядом. Просто молча смотрю на него.
— Там, на аукционе, — продолжает мысль Адам, поднося чашку к губам, — ты делала много выборов. Драться с амбалом, пытаясь вырываться. Потом стоять неподвижно. Выйти наружу без драк и истерик, — он наклоняет голову набок, — остаться в машине, несмотря на ключи, оставленные в замке зажигания.
— Я может и отбитая местами, как ты выразился, но не идиотка, — цежу я. — Нахрена было мне усугублять своё положение? Оно и так было в жопе.
— Именно, — улыбается Адам, — а почему потом со мной драться начала? Разве это не усугубило бы ситуацию?
Он пригубливает, бросает удовлетворённый взгляд в чашку и снова смотрит на меня.
— Вдумайся, Виктория, тебя продали, ты с огромным мужиком наедине, который явно сильнее тебя, и при этом выбираешь его ударить. Это тоже был выбор. Который наверняка усугубил бы твой положение.
— К чему ты ведёшь? — хмуро спрашиваю я.
— К тому, Виктория, что ты не знаешь всех обстоятельств, которые привели тебя на аукцион. Ты обвиняешь подругу. Отмечу, что обоснованно. Но всё остальное… Ты не знаешь. Но у тебя сильная интуиция. Интуитивно ты чувствуешь, что тебе действительно сейчас безопаснее всего рядом со мной.
Я потираю виски, пытаюсь совместить две картинки: синеглазый незнакомец, доводящий меня до оргазма на багажнике своего дорогущего автомобиля, сидящий в кресле и рассказывающий мне, как именно он будет лишать меня купленной девственности. Он же, прессующий меня морально в душе инструкцией к крутилкам и вытирающий кровь из носа. Ну и прочее.
И этот доброжелательно настроенный хищник сейчас напротив меня, рассуждающий о выборах и безопасности. Ау! Мистер! Я не узнаю вас в гриме!
— Адам, что происходит? — решаюсь прямо спросить. — Сначала ты говорил, что собираешься меня девственности лишать. Всячески. Сейчас являешься как ни в чём не бывало, беседы беседуешь. Рассуждаешь о безопасности. Я там, после аукциона, говорила с твоим братом-близнецом?
23. О сопротивлении
Леденею под его пронзительным взглядом и от вида холодной усмешки.
— У меня нет брата-близнеца, — вкрадчиво говорит Адам.
Он отпивает чай, небрежно откидывается на спинку и скрещивает руки на груди — невольно сглатываю от хищной грации этого движения и явно проступившего рельефа на мощных руках.
— Тебе тот Адам был больше по душе? — прищуривается, — могу вернуть.
Прежде чем успеваю сказать да или нет, сдвигает столик, оказывается рядом со мной на диване, хватает и усаживает меня к себе на колени.
Дух захватывает от ощущения крепких рук, от его власти надо мной… какой же он сильный, мамочки… вдыхаю запах его парфюма, его внезапная близость пьянит, у меня стучит в висках, дыхание перехватывает, становится жарко.
Его губы так близко к моим, а глаза… смотрю в них, тону в синеве и не могу отвести взгляд.
— Хочу тебя поцеловать, как только увидел в парке, — его дыхание греет мои губы.
Смущаюсь, как никогда. Забываю обо всём. Прежде чем успеваю себя остановить, тихо шепчу:
— Если так хочется…
Властным движением Адам зарывается в мои волосы и берёт мои губы поцелуем. Нарочито грубым, жёстким. Рука на затылке не даёт отстраниться, ладонь на спине мешает вывернуться.
Я… поддаюсь его давлению и приоткрываю губы, мой рот полностью в его власти, он хозяйничает внутри, прижимая к себе. Я стискиваю бёдра от страстного, нарастающего желания.
Он отрывается резко, смотрит пристально. Прижимает пальцы к моим губам.
— Надо было сразу так? — усмехается.
Вот не мог промолчать?! Злюсь и начинаю вырываться.
Смеётся, легко удерживает меня на руках.
— Да ладно тебе, боевая малышка, — от неожиданно добродушного тона замираю и озадаченно смотрю на него.
Адам пожимает плечом.
— Видишь, и хотел бы погрубее, — улыбается он, — но где-то растерял весь запал. Ты такая уютная в этих джинсах. Растрёпанная ветром. Безумно сексуальная.
Он проводит пальцами по моим волосам, пока я пытаюсь справиться с чувством тотального офигевания.
— Если бы на тебе была юбка, я бы довёл бы тебя до оргазма совершенно точно, — говорит он.
— А…
— Нет, пока без оргазмов, — с притворной суровостью сдвигает брови он, — на тебе джинсы.
— …
— Да, Виктория, — прижимает к себе и целует мои волосы. — Знаешь, в некоторых штатах, соединённые которые, если при изнасиловании женщина была в джинсах, изнасилованием это суд не считал.
Обречённо вздыхаю, затаившись в его объятиях.
— И что, даже не спросишь, почему? — вкрадчиво спрашивает он.
Второй раз вздыхаю ещё обречённее и интересуюсь тихо:
— Почему?
— Потому что считается, — с явным удовольствием сообщает он, — что с женщины можно стянуть джинсы только добровольно. Если она сопротивляется, то их нельзя снять.