"АукцЫон". Книга учета жизни

— Мы записали «Птицу» осенью 1993-го, — конкретизирует Леня, — и только через год я услышал какую-то первую положительную рецензию на этот альбом. Мне вообще кажется, что ни одна программа «АукцЫона» изначально не воспринималась критиками положительно. Более того, про самые наши удачные альбомы писали наиболее отрицательно. На «Бодуна» я, помнится, прочитал какую-то жуткую рецензию в «Комсомолке», хотя до сих пор считаю его одной из лучших наших пластинок. Про «Жопу» вообще было молчание. О «Предателе» тоже никто ничего особо нам не говорил, кроме друзей. А «Жилец вершин», записанный после «Птицы», некоторые называли белибердой. Позитивные реакции появились тоже спустя примерно год.

Но мы никогда и задачи не ставили, чтобы кому-то понравиться, чтобы нас оценили. Однажды смешной момент был: мы только свели «Бодуна» и сидели, слушали его в студии. Тут приехал тогдашний директор «Калинова моста», тоже послушал и сказал что-то типа: «Я-то считал, что „АукцЫон" говно, а у него даже ничего музычка…» Я на него взглянул и подумал: ну да, у «Калинова моста» музыка-то, конечно, ого-го!..

Короче, никогда на наши альбомы сразу восторженно не реагировали, кроме первой программы — «Вернись в Сорренто». Про нее тут же все закричали, что это здорово.

Возможно, по Лениным критериям, «Птицу» народ распробовал чуть медленнее «Сорренто», но эта работа фактически сформировала новую генерацию почитателей «Ы» и годы спустя довела «аукцыоновскую» музыку до саундтреков к блокбастерам и рингтонов.

— Многие из тех, кто сегодня приходит на наши концерты, видимо, действительно узнали об «АукцЫоне» по «Птице», — признает Озерский. — Сначала услышали этот альбом, потом стали раскапывать, что же мы делали раньше.

Лене, однако, от снайперского попадания «Птицы» в сравнительно широкие массы (чего не происходило в таком масштабе ни с одним другим проектом «Ы») по сей день ни холодно, ни жарко. Конечно, в 99 случаях из 100, услышав авторское признание в неудовлетворенности собственным произведением, снискавшим громкий успех, вы справедливо примите это за кокетство, а то и за лицемерие. Но Федоров — тот единственный на сотню искренний случай «гамбургской» самооценки творца и безразличия к внешнему резонансу, которому, право, можно доверять. Причем речь конкретно о Лениной рефлексии и критериях. Остальным участникам группы «Птица» принесла радость не меньшую, чем «аукцыоновским» фанам.

— Монтируя «Чайник вина», я осознал, что мы записали гениальную, на мой взгляд, пластинку, — рассказывает Федоров. — Мне вдруг стало понятно, что минимумом средств, ничего вроде специально не придумывая, можно делать офигенные вещи. И «Птица» была попыткой записать нечто подобное без Хвоста, чисто с «АукцЫоном». Но попытка провалилась. Сделать простую пластинку мы не смогли. «Птицу» загубили аранжировки. Предшествующие наши альбомы: «Как я стал предателем», «Бодун», «Жопа» — записаны именно так, как хотелось, они гораздо адекватнее «Птицы». В «Предателе», например, есть две песни, «Новогодняя» и «Вечер мой», которые в плане записи я считаю у нас чуть ли не сильнейшими. Они звучат отлично. А в «Птице» по-настоящему звучали только «Дорога», «Моя любовь» и «День рождения». «Седьмой» и «Все вертится» — плохо. «Глаза» — средне… При этом сами песни в «Птице» — одни из лучших написанных нами с Димкой — простые, открытые, ясные. Но музыку мы для них придумали хреновую, недоделанную какую-то. Я чувствовал в этом альбоме нестыковки. «Все вертится» мы, допустим, постоянно играли на концертах и сейчас еще играем. Это одна из лучших наших концертных вещей. А «Дорогу» или «Седьмого» перестали исполнять достаточно быстро и пока не собираемся. Хотя песни-то на самом деле отличные, но играть их в «живом» варианте неинтересно. Они не сделаны как концертные вещи. Это привело меня к какому-то слому после «Птицы». Я не понимал, почему так произошло.

— По завершении записи этого альбома, — говорит Озерский, — все мы были очень довольны, кроме Лени, пребывавшего тогда в полном депресняке и упадке. Помню, приходим к нему домой, он сидит на лестнице и слушает «Птицу» на своем бумбоксе. Низы все убрал, верхи вытащил и заявляет: какое говно мы записали. Спрашиваем: «А зачем ты звук на магнитофоне так настроил?» Леня в ответ: «Народ-то именно так и станет это слушать…»

— В тот период Озерский как-то сказал мне, — вспоминает Леня, — «тебе, видимо, нравятся песни Хвоста, потому что ты не участвовал в их сочинении». Возможно, и так. Записывая альбом с Хвостом, мне просто хотелось ему помочь, и мое участие в записи было абсолютно непроизвольным. А когда мы сочиняем с Димкой, то часто на ходу меняем слова, подбираем удачные варианты и сочетания, то есть это кропотливый процесс. Каждая песня выстрадана. Для «Птицы» мы написали песен 20. В окончательный вариант альбома попало вдвое меньше. Такого «отсева» мы, пожалуй, больше никогда не делали.