— Кроме Матковского, из «АукцЫона» никого никогда официально не удаляли, — подтверждает Озерский. — Другие, из тех, кто уходил, делали это по собственной инициативе. Но с Димой мы постепенно разошлись во взглядах на музыку. Основательно это случилось уже после «Птицы», «Жильца вершин» и наших регулярных туров по Германии. «АукцЫон» оказался на некоем перепутье. Мы решали, в какую сторону двигаться: к большему импровизаторству, как предлагал, скажем, Рубанов, или к дисциплинированному исполнительству, чего хотел Матковский, хорошо придумывавший всякие риффы, строгие гитарные партии и т. п. Всем, видимо, захотелось тогда идти в сторону импровизации, и на собрании группы голосование сложилось не в пользу Димы. Выбор, конечно, пришлось делать не очень приятный. Но ничего закулисно не решалось. Вопрос стоял жестко: или Рубанов, или Матковский. Помимо прочих мотивов надо признать, что Николай Ильич на тот момент был гораздо более сильным музыкантом, чем Дима.
— Нет, это не правда, — отрицает вышеизложенную трактовку Рубанов. — Столь радикальной альтернативы никому не предлагалось. В конце концов, ни Матковский, ни я своим отсутствием не могли поколебать победное шествие «АукцЫона». Просто Дима, на мой взгляд, перестал совпадать с группой по ритму жизни. Ему, скажем, больше нравилось сидеть в студии, а мы, напротив, много выступали. В отличие от других участников «Ы», я всего лишь отчетливо выразил свой конфликт с ним, обозначил различие наших взглядов на одну и ту же череду событий. Но все было очень вежливо.
— Я считал тогда, что нам не надо расставаться с Матковским, — говорит Бондарик, — но вопрос решился иначе. Видимо, так и должно было быть. Дима — специфический человек, рациональный, немножко математик. Эта рациональность его и подвела. Он начал какие-то меркантильные, прагматичные вещи внедрять в «АукцЫон», но они группой отторгались. Тогда Матковский избрал свой путь, уехал в Канаду, и, насколько я понимаю, там он счастлив.
— В ситуации с Матковским я никакую сторону не занимал, — рассказывает Шавейников. — Хотя с музыкальной точки зрения импровизацию в тот момент уже любил намного больше, чем строгую игру, заученные риффы. Хард-рок, скажем, меня перестал интересовать с тех пор, как я вжился в «АукцЫон» и почувствовал, какой здесь полет фантазии.
— Кроме музыкальных расхождений, у нас с Димой разнились и жизненные стремления, — продолжает объяснения Озерский. — Он постепенно увлекся Индией, ездил в ашрамы, стал более погруженным в себя. Кроме того, приближался срок идти в армию его сыну, и Матковский спешил до этого момента оформить все документы на выезд, чтобы уехать с семьей в Канаду. В общем, его пребывание в группе по многим причинам подвисало, и мы в некотором смысле ускорили решение данного вопроса. При этом никакого кандидата на Димино место у нас не было. То есть мы не стремились его выпихнуть ради кого-то. Просто настал момент сказать ему, что дальше мы попробуем что-то делать без него.
Пока «аукцыонщики» вынужденно и трудно «отцепляли» Матковского, ходячий символ «Ы» Гаркундель совершал последние витки по спирали спиртовых безумств. В короткой, заключительной главе своих непоследовательных, отрывочных реминисценций «Мальчик как мальчик» Олег отметит: «Порой мне казалось, что я чувствую запах алкоголя даже от собственной кожи».
Все вокруг (и сам Гаркуша в короткие часы просветления) понимали, что парню пора всерьез лечиться, иначе — полный абзац. «Если бы Олег еще какое-то время продолжал пить в том же темпе, то наверняка бы загнулся», — уверен Рубанов. Но худшего, слава богу, не стряслось. «Когда я был уж совсем плох, — пишет Гаркуша, — чудесный человек Женя Мочулов, директор группы „ДДТ", предложил мне съездить в Америку. Для начала он предложил мне встретиться с американцами — членами организации анонимных алкоголиков».
Гаркундель явился на встречу с женой и с «большого бодуна». Но все не зря. Довольно скоро он полетел «в волшебный край под названием Эшли», что расположен «между Вашингтоном и Балтимором». В краю этом есть некое лечебно-психологическое заведение, типа санатория-профилактория, где «каждый американец, имеющий страховку, может провести 28 дней и подумать, так ли необходим в его жизни алкоголь». Олег, хоть и не был застрахованным американцем, тоже крепко подумал на животрепещущую тему, и вышло так, что день его прилета в Штаты на лечение, 22 июля 1996 года, стал последним днем его беспредельных возлияний. Сегодня Гаркуша не пьет.