На следующий же день в стране началась всеобшая стачка. Демонстрации по всей Бирме. И из каждого города приходили вести — полиция стреляет, полиция убивает демонстрантов. Особенно много студентов погибло в Мандалае. Во главе демонстраций шли такины. И кончали свой путь или в госпитале, или в тюрьме. Для многих это было первое, но не последнее знакомство с английской тюрьмой. И все-таки, несмотря на жертвы, тридцать восьмой год показал всем, и в первую очередь самим такинам, их силу, их влияние в народе. Один из участников этой стачки говорил впоследствии: «Любой кризис — серьезное испытание, и мы с гордостью помним смелость и товарищество, которые родились в бурные дни тридцать восьмого года».
Нефтяники в эти дни достигли Рангуна. Их было вместе с присоединившимися к ним по пути крестьянами и рабочими более четырех тысяч человек, прошедших через долгие месяцы забастовки и сотни километров пути по Бирме. Из четырех тысяч, остановившихся лагерем у подножия пагоды Шведагон, около пятисот «зачинщиков» было арестовано. Но это не сломило участников похода. Теперь шефство над ними взяли такины. Они, как два года назад их старшие братья, приносили забастовщикам пищу, лекарства и помогали охранять лагерь на шведагонском холме.
Слетело, не выдержав шторма, правительство Ба Mo. Два года с лишним он держался наверху, старался угодить англичанам, надеясь на полную безопасность за их спиной. Но не учел того, что хозяевам ничего не стоило сменить его на другого, менее скомпрометированного политика, если этот шаг не угрожал их интересам.
В эти дни, в начале 1939 года, попал в тюрьму за выступление на одном из митингов Такин Аун Сан. Но новое правительство, боясь возобновления стачки, уговорило англичан выпустить генсека такинов. Аун Сан провел в тюрьме всего несколько дней и, к своему собственному удивлению, так скоро вернулся в свою келью в штабе «Дабама», что даже книги не успели запылиться.
И снова поездки, митинги, речи. Если нанести на карту Бирмы все маршруты поездок Аун Сана за предвоенные годы, карта покроется паутиной линий. Выступал не только в тех районах, где такинов уважали и слушали, стараясь не пропустить пи одного слова. Бывал в горячих переделках.
Раз Аун Сан приехал в Дедайе, оплот Ба Mo, городок, в котором Ба Mo родился, городок, который распирало от гордости за так далеко пошедшего земляка. Дедайе — городок маленький, и многие в нем или родственники Ба Mo, или его давнишние друзья. И Аун Сану советовали объехать Дедайе сторонам — попытка выступить там может плохо кончиться.
Когда в городке узнали, что приехал Аун Сан и хочет выступить перед жителями его, ни у кого не осталось сомнений, что этот такин и слова доброго не скажет про их идола.
К Аун Сану подошли несколько молодчиков из частной армии Ба Mo. В то время многие политические деятели нанимали себе частные, карманные армии не столько для личной охраны, сколько для обеспечения нужного настроения на собраниях и расправы с неугодными оппонентами. Была такая армия и у У Со, была частная армия и у такинов. Только армия такинов состояла из боевых дружин студентов и рабочих, и солдатам ее никто, разумеется, ничего не платил.
Молодчики Ба Mo предложили такину убираться из города подобру-поздорову. Аун Сан даже отвечать им не стал. Раздвинул стоявших перед ним и прошел дальше. И так спокойно и уверенно сделал это, что солдаты остались стоять в растерянности. Конечно, Аун Сану и нечего было мечтать выступить в Дедайе, если б и там не было такинов и людей, которые хотели послушать такинского генсека. Старейшины городка дали согласие на речь, но добавили, что за безопасность такина не отвечают.
В сумерках на футбольном поле собралось несколько сот человек. Почти все взрослое население городка. Аун Сан помолчал несколько секунд и начал без долгих предисловий:
— Вы ожидаете, что я буду говорить о правительстве доктора Ба Mo, буду говорить против этого правительства. И вы совершенно правы.
Аун Сан выступал с трибуны, покрытой цинковой крышей. Не успел он кончить первую фразу, как в него полетел град камней. Солдаты Ба Mo получили четкие инструкции. Большинство камней попадало на крышу, и гром поднялся такой, что минуты две Аун Сан не мог сказать ни слова. А потом вдруг крикнул, и так громко, что его услышали на дальнем краю поля:
— Вы, кто бросает в меня камнями! Вы оскорбляете аудиторию, своих соседей. Если вы меня не любите, подождите, пока я кончу говорить, я спущусь к вам, и вы сможете бить меня, сколько вам нравится!
И он как ни в чем не бывало продолжал речь. Больше ни одного камня не упало на крышу, а когда Аун Сан кончил, его окружили жители города и провели в дом, отведенный для ночлега. Солдаты Ба Mo даже и не попытались воспользоваться предложением такина.