Аурингард

Я, одно из жесточайших существ на Земле, уничтоживший столько разумных собственноручно, сколько никто не уничтожил до меня, я, на чьих руках кровь всей моей родни, я, наблюдавший за смертью и муками бесчисленное множество раз во всем их многообразии, — не смог предать простейшей из смертей эту женщину, которую знал всего один день. Несмотря на то, что ныне угрозу величайшую представляла для меня она и тот, кто зародился в ней, когда я снимал чары с Лири. Никто еще не пробовал заклинания на эмбрионе, это просто невозможно. Величайшая мистерия в мире не поддается исследованию. То, что это произошло сейчас — случайность, случайность роковая и неизбежная. Я услышал, как издевательски хохочет Хаффур, но в его смехе проскальзывали нотки неуверенности, даже страха.

Тогда я и сам расхохотался.

— Будь что будет…

Слегка раздвинулась ткань времени, и я узрел часть того мира в целом, что будет после, увидел то, что мне никогда не удавалось увидеть. И это не было ужасным!

Внезапный порыв запахнул занавеси, и видение будущего пропало. И тогда понял я, что Ауреин рядом, и это ветер от его крыла закрыл просвет между временами.

Вновь попытался я проникнуть за сокрывающее полотно, и слегка подалось оно. Дальше я двигался, пытаясь сорвать завесу неведения, мешающую охватить единым взором все времена. Но когда остался единственный тонкий слой, за которым была победа, я расслабился. И тут же Некто, охраняющий от посягательств тот запретный край, в который я стремился, те тайные знаниями, обладателем которых хотел я стать, воспользовался моим просчетом. Что-то невероятно тяжелое ударило меня, так, что потемнел мир, потрескался и — рассыпался на бесчисленные звезды…

Мягкий голос был проводником моим из дальних краев Астрала обратно в Эа.

Я следовал за ним путями трудными, такими, какими они еще никогда не были. Я и раньше бывал здесь, но сейчас продвижение было, будто в воде, все движения были замедленны, чувства приглушены. Я не различал, что говорил голос, но невнятное бормотание было путеводной нитью в этих краях, где все дороги внезапно перепутались, и повороты исказились до неузнаваемости. С этим странным восприятием я достиг начала длинного туннеля и нырнул в него, отчаянно сопротивляясь все усиливающимся порывам ветра, желающего отбросить меня обратно. И я потерял связь с моим Источником Мощи, черпал все силы в самом себе. И, Великая Тьма, их оказалось достаточно!

Когда я вернулся в тело, матерью мне данное четыре тысячи лет назад, то обнаружил его распростертым на полу. Лири на коленях стояла рядом, и что-то шептала. Я узнал голос, который привел меня обратно.

Ослепительный желтый диск был уже на окончании своего дневного пути.

Сколько же я пролежал так?

Увидев, что я очнулся, Лири отпрянула и встала с колен. Потом протянула мне руку. Я нашел это забавным, но не подал виду, и принял ее помощь.

Это было приятно.

— Ты пойдешь со мной, Лири? — спросил я ее спустя много времени, когда солнце уже давно скрылось, и мрачная луна освещала мой беспокойный мир.

— Куда пожелаешь, господин мой, — был ответ.

— Лишь тебе я не господин, — произнес я и понял, что это действительно так. — Ты вольна покинуть меня в любое время, в любой миг, и я не смогу этому препятствовать.

— Если ты не прикажешь мне, я не уйду.

— Не говори так. Ты не можешь мне обещать свою жизнь, лишь ты не можешь.

Решение ты примешь скоро, когда узнаешь, кто я.

— Ты Аунард, свободный воин.

— Нет, милая, я не воин.

— Так кто ж ты тогда?

— Когда это станет тебе известно, разрешится судьба мира.

Таков был наш разговор в ту ночь, которая никогда не повторится. Лири удивилась, засмеялась и вновь потянулась ко мне. Я не противился. И уже знал: никогда я не смогу причинить ни самого малого вреда этой женщине, которою до сих пор помыкали все, кто с ней общался. Ее красота, более великая, чем красота любой эльфийской принцессы, и потому более жестокая, беспощадно очаровывала и завлекала, а простота и искренность души ее окончательно заставляли жертвовать собой на алтаре Айнур[2].

Помоги мне сбежать от меня туда, Где я сам себя не достану, Где прикованным буду цепями к стенам, Стенам бесконечной любви…

Я всегда мог увидеть будущее любого существа, кроме себя самого. Но общая картина мира была мне недоступна. Сейчас я не знал будущего своего и Лири, но часть мира через многие годы я узрел и, хоть и не узнал очертания материков, но благоденствие будет.

Странно, почему меня это так успокаивает? Никогда прежде я не хотел покоя поколениям, которые сменят живущие ныне. Целью было причинение злодеяний таких, какие и спустя тысячелетия будут содрогать сердца. Ныне же стало мне сие безразлично.

Ведомо стало мне, что, несмотря на магию, творимую во время зарождения жизни в Лири, сын не сможет угрожать мне. Магия сохранится в нем и его потомках, но не скоро выразится в полной мере. Что это, очередная шутка Ауреина? Впрочем, какая разница? Это произойдет через многие тысячелетия.