Аурингард

— Почему ты думаешь, что сможешь повелевать миром? Ведь многие до тебя хотели этого, да и после того, как всякая память о тебе изгладится в сердцах, будут рваться к абсолютной власти. Что тебе в этом? Зачем тебе мир, если ты уже им владеешь, — существуя в нем?

— Правильно заметил ты, чародей, что память изглаживается в сердцах разумных[1]. Короток век человеческий, и предания ненадолго переживают его. Эльфы живут не в пример дольше, но их легенды умирают вместе с ними. Драконы… Они сами — легенда, и не любят рассказывать о прошлом.

Гномов заботят только драгоценности, все их сказки о золоте да сребре.

Майнары же скоро вообще исчезнут из этого мира. Поэтому лишь немногие сказания выдерживают испытание временем. Я живу долго, проживу еще дольше, но и мой срок когда-нибудь закончится. И не хочу я из истории мира исчезнуть. Но люди, а за ними будущее Земли, добро долго не помнят, как не помнят долго и малое зло. А большое Зло, Великую Смерть и Жестокость они запомнят на тысячелетия, и воспоют в легендах и сказаниях, мне будут посвящены саги и песни. Что такое существование в мире? Сотни тысяч существуют в нем, миллионы и сотни миллионов будут существовать. Да, они владеют миром, но никто о них не вспомнит. А скоро всем буду повелевать я, — слышишь, чародей? — я! И моей твердыней, откуда буду я насылать смерть, опустошения и болезни, зло и тьму, насаждать жестокость и беспощадный порядок — ибо что есть Зло, как не безмерно возвеличившиеся правила, — будет этот замок, это место средоточия мощи, которую щедро посылает мне Земля.

Восторг охватил меня, когда ощутил я, как живительные токи пронзили тело, насыщая его Магией. Никто, думал я, никто не может противостоять мне, величайшему из колдунов мира. И тогда решил я покончить с противником, жалким серым магом, скрывающим свое имя. Но прежде захотел услышать что-нибудь от него самого.

— Как имя твое, чародей, — был мой вопрос. — Скажи мне его, чтобы я не тратил лишних сил на выяснение его.

Глубокий вздох пронесся по замку, но, странно, то был вздох не испуга и страха, но усталости и разочарования. И тогда во второй раз почувствовал я смущение.

— Сколь много времени прошло, как утвердился я здесь… И никогда не скрывал я своего имени. Помню, как воздымался остров над океаном расплавленной магмы, и я царил на нем, единственный живой в мире.

Каменная пустыня окружала высокую гору, но и тогда сидел я недвижно.

Когда же непроходимые джунгли обступили безжизненную поверхность горы, я пробудился. Тогда океан воды окружил утес, на котором стоял я, озирая мир, столь изменившийся за время моего покоя. Волны бились о ноги, но не могли достать плеч. И тогда я решил, что мир должен кому-то принадлежать, и наделил разумом маленькие юркие существа. Потом я снова воссел здесь. Минули тысячелетия, и Вселенная, посчитав, видимо, что этому миру мало одних повелителей, впустила сюда драконов и эльфов, а затем и других разумных. Но я не противился. Мне было даже интересно, что из этого выйдет. И долго я сидел. Увидев меня, разумные решили, что это древний замок. И называли по-разному, но название звучало всегда одинаково. То менялись языки, на которых говорили дающие мне имя.

Драконий замок, говорили они, и Великий Черный замок, и Вечный Страж, и Безмолвный Утес, и много других имен звучало, меня имеющих в виду. Все они называли меня Аурингардом. Но истинное имя скрыто в речи тех, первых существ этого мира, обретших разум. Знаешь ли ты их язык, колдун?

Да, я знал. И внезапно понял я, о чем говорил он мне, и понял, кто он такой, что такое этот замок. Не мог обнаружить я спрятавшегося в стенах чародея, ибо сами стены были им. Давным-давно застыл здесь дракон, но мог вновь ожить в любое мгновение.

И тогда я почувствовал страх. Я, долгие годы этого чувства не ведавший.

Холод ужаса словно стегнул меня по спине. Нет, не потому, что внутри дракона находился, сие меня не пугало. Но потому, что вспомнил единственное слово из языка маленьких юрких существ, майнаров, первых повелителей этого мира, слово, сказавшее мне, кто такой этот дракон.

Ауреин — его имя, Время.

…Бесстрастно взирая на происходящее, вел он свое существование с самого сотворения мира, и даже раньше, ибо кто может сравниться по старости с самим Временем? Те безумцы, которых я миновал по пути к замку, полагая жертвами экспериментов чародея, оказались людьми, просто не выдержавшими соседства с Историей. Как же был глуп я, считая, что смогу силою имени выгнать чародея из замка. Имя это произносится каждый день многие тысячи раз, и не существует пока силы, способной преодолеть его мощь.

И не существует магии, способной победить Серую Магию Времени.

Да, Время — величайший чародей во Вселенной, все, что может или могло произойти, уже произошло или произойдет. И это значит, что произойти может все. И то, что еще не случилось, обязательно случится хотя бы один раз. А то, что свершилось раз, повторится бессчетное число. Кто в силах противостоять этому?