Аустерия

— Посмотрите на него! — Рыжий показал на мальчика, лежащего на лавке. — Злой дух опять не дает ему покоя. Мясо! Мясо! Дайте ему, будто он гой, тарелку мяса! Свиного мяса! Из задней части! Тьфу!

Мальчик вскочил с лавки, пошатнулся и выкрикнул:

— Слушай, Израиль: Господь, Бог наш, Господь един есть!

— Гнать его! Гнать такого! — Рыжий дергал мальчика за пейс. — Теперь каждый, кто только захочет, получит к нам доступ. В него вселился демон. Да охранит нас и убережет Бог!

— Да охранит нас Бог!

— Бог не допустит!

— Вон! Тьфу! Тьфу!

— Тихо! — Рыжий подбежал к цадику, взялся руками за спинку стула. Закрыл глаза и начал раскачиваться.

Стало тихо.

— Нет! Нет! — Мальчик попятился к двери.

Кривобокий хасид с лиловыми, как сливы, мешками под глазами заступил ему дорогу.

— Куда? А, малыш? Куда, мой хороший? — Схватив одной рукой мальчика за воротник, он подтолкнул его к столу.

— Нет! Нет! — кричал мальчик.

— Тихо! — Рыжий мигнул кривобокому хасиду, чтобы тот его отпустил. Нагнулся и приложил губы к уху цадика: — Ребе? Что сделать с этим маленьким грешником? Ага! Хорошо! Пусть откупится. Хорошо, я не против. Пусть этот выродок откупится. Ха? Ребе?

Цадик молчал.

— Что они хотят от этого мальчика? — спросил Апфельгрюн, владелец магазина модельной обуви.

— Не надо вмешиваться. Это их дела, — сказал Притш, владелец концессии на торговлю табачными изделиями и лотерею.

— Это вы говорите? Вы — такой… такой… современный, — сказал Апфельгрюн. — Да они же его замучают.

— Да. — Сапожник Гершон посмотрел на старого Тага.

Старый Таг развел руками:

— Подождем немножко, там видно будет.

— Бушмены! — прошипел сапожник Гершон.

Юнец с едва пробившимся пушком на лице вышел на середину залы.

— Пускай уже ребе один раз скажет что-нибудь громко. Мы все очень этого хотим. Правда, братья, сыны Израилевы?

Никто не ответил.

А цадик молчал.

Рыжий поднял вверх руку:

— Ша! А ты садись! — кивнул он безбородому. — Ребе! Я тебя спрашиваю. А ты сочти меня достойным ответа. Это должен быть денежный выкуп? У него богатый отец. Что для такого богача десять—двадцать гульденов?

Цадик молчал.

Стояла тишина.

Только глухой старик продолжал танцевать один, топтался на месте, крепко зажмурившись, и пел молитву, сам подпевал своему танцу:

Боже, да будет воля Твоя,
Умилосердься надо мной,
Дозволь мне достойным быть,
Дозволь веселым быть,
Дозволь ноги мои поднимать с великой радостью, Дозволь танцевать,
Дозволь танцевать от великой радости,
Дозволь в милосердии Своем подсластить и переиначить все Твои заповеди,
Дозволь достойным быть,
Дозволь веселым быть,
Дозволь достойным быть…

— Что он там делает? — поморщился рыжий.

Юнец с едва пробившимся пушком на лице подождал, пока старик произнесет последнее «аминь», и потянул его за рукав:

— Дядя! Извини, дядя…

Глухой старик открыл глаза. Остановился. Огляделся вокруг:

— Едем дальше? Ну так едем, а то будет поздно! Давно уже пора ехать. Я говорил! Говорил!

Юнец подвел старика к лавке и помог ему сесть.

— Ребе! — снова начал рыжий. — Так какой будет выкуп?! В этом мальчике сидит голая женщина. Тьфу! Тьфу! Тьфу! Мы должны ее из него изгнать.

— Нет! Нет! — Мальчик заткнул уши.

Старый Таг подошел к мальчику.

— Что он такого сделал? — спросил. — Ничего не понимаю. Что ты такого сделал? — Старый Таг попытался взять его за подбородок.

Мальчик резко отпрянул.

— Нашли козла отпущения? — повернулся к рыжему старый Таг. — Какой же это грех? Да никакой! Поглядите хорошенько! Посмотрите на этого Самсона! Самсон-герой! Постыдились бы, евреи! Не нравится он вам, так не держите у себя, отошлите к отцу. Пусть поставит мальчика в магазин, если у него есть магазин, или отдаст в ученье к портному. Это уже его забота. Этот мальчик — грешник? Ну так послушайте!

— Хватит уже историй! — крикнул кривобокий хасид с лиловыми, как сливы, мешками под глазами.

— Дайте еврею сказать, — отозвался самый красивый, с золотистой бородой и золотыми завитками пейсов, — пусть хозяин тоже имеет свое удовольствие.

Сделалось тихо, и старый Таг начал: