Аустерлиц Наполеон, Россия и Европа. 1799-1805 гг

Такое отношение к науке понятно — ведь юный Бонапарт мечтал об известности на научном попроще, видел себя великим изобретателем, слава которого затмит славу самого Ньютона! Уже будучи Первым консулом, а потом и императором, он с жаром вспоминал свои детские рассуждения об окружающем мире, о мире «наименьших подробностей, атомов, которые беспрестанно носятся вокруг нас».

Даже чрезвычайно занятый войною, в пылу практически каждодневных сражений и переговоров, Бонапарт делал все, что мог, на пользу науке. В Павии он беседовал с физиологом Скарна. В 1801 г. имел разговор с физиком Вольта, которого осыпал почестями и подарками. В 1802 г. основал премию в шестьдесят тысяч франков для того, кто внесет столь же существенный вклад в учение об электричестве и гальванизме, какой внесли Франклин и Вольта.

Истинные торжества, которые не влекут за собою никаких сожалений, суть торжества над невежеством. Самое благородное, равно как и самое полезное народное занятие есть содействовать распространению человеческих знаний и идей. Истинное могущество Французской республики должно отныне состоять в том, чтобы ей не была чужда ни одна новая идея.

Будучи стратегом, Наполеон прекрасно понимал значение интеллекта как в гражданской, так и в военной конкуренции государств. Так, накануне первых столкновений с Россией его беспокоил царский министр Сперанский, обладавший великим, по оценке императора, умом. И тогда Наполеон стал настойчиво хвалить Сперанского перед Александром I. Хитрость удалась — царь отлучил от себя Сперанского, заподозрив в нем французского шпиона.

О личной храбрости Наполеона сложены легенды. В одном из сражений под ним убили третьего коня, а сам он был ранен в бедро пикой. Наскоро перевязав рану, превозмогая боль, генерал снова вскочил в седло — ведь солдаты должны знать — их генерал неуязвим! И он добился своего — армия верила каждому его слову...

Из воспоминаний о начале генеральской карьеры:

...сначала надо было наладить дисциплину среди моих артиллеристов — этой вольницы санкюлотов... Я был худ, страдал от чесотки и сзади меня часто принимали за девочку. Подчинить этих полупьяных великанов можно было только одним — мужеством. Я велел укрепить над батареей знамя с надписью: «Батарея бесстрашных». И теперь во время артиллерийских дуэлей с тулонцами я поднимался на бруствер и преспокойно стоял под ядрами, скрестив руки на груди. Мои артиллеристы смотрели на меня сначала с изумлением, потом с великим трепетом. Они поняли: я не знаю страха. Но я пошел дальше — велел уничтожить укрытия, в которых они прятались от ядер (и оттого стреляли слишком медленно).

Храбрость должна быть вознаграждена. «В ранце каждого солдата лежит маршальский жезл», — говорил император. И ему верили: ведь храбрость каждого действительно вознаграждалась. В армии Наполеона возраст не был помехой для того, чтобы стать генералом или маршалом, — этим его армия также отличалась от других.

Однажды во время торжеств после победы в Булони два пленных английских моряка сбежали из тюрьмы. Имея один только нож, они изготовили из нескольких кусков дерева жалкое подобие челнока и попытались уплыть, зная, что наверняка погибнут в море. Беглецов схватили — по законам военного времени их следовало немедленно расстрелять. Император поступил иначе:

Я же наградил их деньгами и отпустил восвояси. Потому что всегда ценил храбрость и старался быть великодушным к храбрецам. Например, после победы под Аустерлицем я вызвал к себе пленного русского кавалергарда князя Репнина и сказал ему: «Соберите своих товарищей и отправляйтесь домой. Я не могу лишить вашего государя таких мужественных гвардейцев».