АУТ. 80-е

В субботу ввалились гости – несколько местных парней, не просто напросившихся, а вошедших и заявивших, что не уйдут. По поводу огуречного лосьона на моем столе один из них радостно заметил: «О! И выпивка, и закуска вместе!» Я разозлилась и не стала скрывать своих чувств – гости ошарашенно попятились и вывалились за дверь. Меня озаботило укрепление дверей, потому что двери в доме не закрывались. Электричество отключили, и я осталась в полной темноте, без обогрева, ибо отоплением служил старый электрический камин. Накутанная, забралась под одеяло и уставилась в потолок, тщетно пытаясь уснуть – а что еще оставалось делать?

…Из большой щели в полу и в том, что должно быть плинтусом, вышла крыса и уверенно застучала коготками вдоль стены. Честно говоря, я бы лучше спала в одном помещении с тигром. Не то, чтобы я боялась крыс, но они мне менее приятны, чем тигры.

На следующий день пришло письмо, от которого я на секунду окаменела.

«Ты – моя и, только согласившись с этим, можешь отвечать мне… Хочу ласки, хочу тепла. Или я всё это получаю, или катись ты к дьяволу. Это уже условие… Кроме того, что сам посчитаю нужным отдать, предъявлять мне требования – бесполезная трата сил. Ты – женщина; что тебе нужно, я знаю; что нужно мне, я тоже знаю…»

Вот так вот. Отлично. Ну что же, меня тоже можно разозлить. Злость, ярость, отчаянье, злое бессилие. Как не ответить? Забыв о еде и сне, пишу письмо, вокруг меня куча бумаг, черкаю, рву, и снова пишу:

«Напомнить тебе, что ты раньше писал? Напомнить? Не надо? Напомню всё же, чуть-чуть.

«… слишком многого хочу, но на одно свое “хочу” не наворочу…»

«… любви взаимной на “гоп-стоп” не отстегнешь…»

«… ты всё нужнее и нужнее мне, без всякой отдачи, слышу тебя и этим живу, за это люблю…»

И – "оконцовка". Я не знаю, за кого ты меня принимаешь, но моя душа имеет болезненное свойство воспринимать не слова, а то, что за ними стоит. И тебя – как нечто такое, отчего у меня темнеет в глазах и сердце начинает ныть, как больной ребенок, которого ничем не успокоить».

Боль и тут же радость какая-то, тепло, сильное, как от далекого черного солнца, и греюсь в его лучах – зачем?

Хоть пиши, хоть не пиши теперь – ведь не забыть этого. Надо бы поостеречься. Куда тянет на бездорожье и кто? А зачем ее беречь, душу-то? Может, она хочет истерзаться в клочья? Может, на то она и дана?

Другой мир

Другой мир окружает меня и заключает в объятия, как бы в дружеские или даже любовные объятия. Другой мир – мир человека за решеткой, который настаивает на какой-то своей справедливости и каком-то своем праве.

Деревня – тоже – другой мир. Мир, где бытовые заботы и неурядицы запросто лишают смысла все, чему я училась пятнадцать лет. «Мышка бежала, хвостиком махнула…»

Я поехала в село, и, работая в селе,
Я замазывала знаниями трещины в стекле.
Чтобы стены не шатались, где мышами читан Ким,
Заколачивала Борхесом, крепила Бахтиным.

Баня

Соседка Нина, добрая душа, зазывала всегда в баню – их баня была рядом, во дворе нашего невероятного общежития. Для Нины приглашать, кормить, помогать – естественное состояние.

Не сразу мне поведали, что, кроме личных деревенских бань, здесь есть и общественная. На отшибе, в сторону реки и леса, небольшая такая общественная баня. Как только я об этом узнала, с облегчением туда засобиралась в первую же субботу, ибо одалживаться банными помывками у соседей и учителей было как-то тягостно. Понятно, что процедура эта семейная, интимная. Да и воду таскать, дрова рубить и экономить потом, чтобы осталось чем мыться чужому человеку, даже не гостю семьи – ну, это как-то… мне было бы, например, неловко. Общественная баня – это же гораздо проще!

Я собрала банный пакет и пошла по дорожке между наметенных уже сугробов, с наслаждением вдыхая запах топимых по всему селу бань – неповторимый запах печного дыма. Меня напутствовали: «Иди, до вечера не жди – остынет: уж натопили, бабы-то уж пошли…»