Аутодафе

Клавиатура – кладбище звуков,
Вытянувшись, выпившись жадно и хмуро,
Следим за потрескавшимся лицом у печки
Со сложенными руками. А печка
Не греет, а за окном ветер.
Это праздники зимние.
Сейчас будем пьяны.
Дом деревянный старинный,
Пианино, вялость, шаги, зябко.
Бодрящий голос сыплет
И пьяный ком – на снег, в мороз.
Трубы мягкие охапки дыма
Раскладывают на холодной синеве горизонта.
Теплые комочки женских движений
Выпадают из санок, касаются рук,
А из теплых дверей выплывают тени
Стульев, музыки, мягких звуков.
Через день в электричке, в сонной вате
Кто ж отважится вспомнить – а были пьяны —
Невнятные потные губы. Пропахшие платья
Завернуты, сложены в поля и карманы.

«Как негоже быть лысым…»

Как негоже быть лысым,
Как нерадостно – старым.
Даже здания крыши
Носят чубом кварталов.
Даже руки-морщины,
Как броню от желанья,
Даже озеро льдины,
Даже женщины платья,
Даже грешные слухи
Недомолвки, молчанья,
И ворчливо старухи
Носят в платьях желанья.

«Танцовщица беременеет грустью…»

Танцовщица беременеет грустью,
И мягко ноги – продолженье трусиков —
Выплескиваются на партер, тревожный и измученный.
Вытягиваются губы
К призрачному снадобью,
Натягивают, как пуловер грубый,
Как хлесткий выстрел
В статую дробью.
И вертятся девчонки холеные,
Танцовщицу умершую охаивая.
Глаза судей намокли злобной болью
Бабьей.

«Цветные линии дождя…»

Цветные линии дождя
Надел на плечи сквер осенний.
И тихо падают, скрипя,
Машины у подножья теней.
На Трубной площади огни
Глядят под юбки магазинов.
Колени их удлинены
И удивительно красивы.
Смешные девочки в плащах,
Немного пьяный, неуклюжий
Ждут под обвалами дождя
Трамвай, спускающийся в лужи.
Сырые стены площадей
В короткой юбочке асфальта
Глядятся в призрачных людей
Сердитым переплетом альта.
А руки голые дождя
Ласкают каменные ноги,
Но оголяясь нехотя,
Они насуплены и строги.
В подъезде девочки смеются,
Спадают тонкие чулки,
И у подъезда отдаются
Дождливой прихоти тоски.

«Не управившись, отказавшись…»

Не управившись, отказавшись
На ровном месте, неустойчиво
Во славу всем павшим
Завсегдатаем покойницкой,
И даже не отвлечешься,
И даже игры проигрываются хмуро.
В рабочую тогу сухонькую
Залезаешь,
Как в постель любовницы.
И люди, подражая и запутываясь,
Хмуреют, влезая в общение,
Неожиданное, тяжелое и искусственное,
Как капроновые изделия.

«Ты гримируешься устало и безвольно…»