Аутодафе

Закономерность. Неизбежность. Давление общества:

-- Она чё? Больная? Гля, задница не торчит. Может, глисты? Не, не гожая.

Следует ли мне напомнить об отсутствии в историях попаданок описания стремительного роста не скилов и рейтингов, а весо-габаритных параметров? Об отсутствии анализа изменении психики героини, превращающейся за полгода из "почти модельки" в "стог стогом". Какую отдачу подобное даёт по суставам, по сосудистой системе, по венам на ногах... Как вчерашняя полу-студенточка, став графиней-княгиней, криком кричит по ночам, когда варикоз сводит судорогой мышцы. Можно догадаться, что такая измученная больная дама напрогрессирует.

***

-- Всё снимай. И цацки, и туфли. Собери в платок.

Она расстелила по полу платок с гербами Пястов, продолжая похныкивать, собрала свои вещи и связала в узел.

-- Повернись-ка спиной, дай-ка ручку. И вторую.

Щелчок наручников вызвал у неё панику, она задёргалась, запричитала.

Развернул лицом к себе. Совершенно бессмысленные, заполненные ужасом глаза. Пляшущие, издающие бессмысленные звуки, губы. Сжал ей щёки:

-- Страшно? Забудь. Забудь страх. Ты - уже. Уже в лапах Зверя Лютого. Меня. Тебе нечего бояться. Поздно. Самое страшное - уже. Вот, длань моя на вые твоей. Неважно что я сделаю с тобой. Всё. Важно, что ты не можешь этого избежать. Всего.

"Что воля, что неволя - всё одно".

Но изменение подробностей "неволи"... может сильно взволновать.

Она, кажется не слышала меня. Её трясло. Всем этим... откормленным для красоты по-средневековому лицом и телом. Она хныкала, дёргалась, пыталась вырваться.

Я же не насильник! Не маньяк писюкастый. Отпустил, отшагнул. Она, ощутив свободу, резво отскочила к стенке шатра, собираясь отбиваться, вырываться... И непонимающе уставилась на меня.

-- Ты хочешь уйти? Я сниму кандалы. И ты сама, своей волей отправишься... к своему Казику. Выход - там.

Сквозь тонкий холст внутреннего полога пробивался свет заходящего солнца. Оно уходило туда, на запад, в Польшу. А здесь, на "Святой Руси", ткань, подсвеченная закатом, приобрела алый оттенок. Как будто там, за дверью, море крови. Достаточно просто откинуть полог.

"А функция заката такова:

Печаля нас, возвысить наши души,

Спокойствия природы не нарушив,

Переиначить мысли и слова

И выяснить при тлеющей звезде,

Зажатой между солнцем и луною,

Что жизнь могла быть в общем-то иною,

Да только вот не очень ясно - где...".

"Где" - не знаю. Но явно не там.

Она опустилась на колени, что не просто со скованными за спиной руками, и негромко завыла, стуча головой в пол.

Хорошо шатёр у меня поставили: на деревянный помост слой войлока и сверху ковёр. Не дует. И лицо разбить не получится.

Пришлось выглянуть из шатра и позвать. Немедленно явились Сухан с мешком и Курт со жгучим любопытством.

"Всю-то я Рассеюшку проехал, а..." - а хомнутого сапиенсом с нулевой реакцией на князь-волка вижу первый раз.

Выдохлась. Устала, наплакалась. Только похныкивала, пока Курт её с разных сторон осматривал, мордой к лицу совался да обнюхивал.

-- Хочешь вернуться к своему...? К Казимиру.

Негромкое, однотонное "ы-ы-ы".

-- Тогда решать мне. Перестань ныть, лезь в мешок. Что ты головой трясёшь? Хочешь к мужу?

Рефрен. Постоянный. "Хочешь к мужу?". Как меня тогда это задалбывало! Нет, не хотела. Но сказать не решалась. А как же? А венчальные клятвы? "Замужем житьё хоть худо...". Но... а вдруг переменится? "В мире ж есть такое чудо". Потерплю, подожду. "Стерпится-слюбится". Фактор времени - так и жизнь пройдёт. В РИ она этого не дождалась - прежде вдовой стала.

Она не смела не только так сказать - даже подумать. Слишком многое из общепринятого, "впитанного с молоком матери" нужно было выбросить.

Мне приходилось вести её по "лестнице потрясений", на каждой "ступеньке" спрашивая:

-- Хочешь вернуться?

Она пугалась, ныла, плакала. Но - не хотела.

Впрочем, оживала она стремительно. Даже не от свободы, а от смены одного "угнетения" другим. "Перемена участи", новизна - уже кусочек свободы.

Сухан натянул на неё мешок, встряхнул, забросил на спину и ушёл. А я подхватил узел с вещами "принцессы", негромко напомнил Охриму у входа пионерский слоган: "Будь готов" и, в сопровождении весьма заинтересованного происходящим Курта, отправился к наблюдавшим из беседки князьям.