Аутсайдеры

Осознание было мгновенным и словесному выражению не поддавалось. Мудрое подсознание протестовало против того, чтобы возникли слова. А у Вишнякова хватало ума следовать подсказкам подсознания. И, опять же, нюх. Нюх торжествовал победу!

- Ладно, - сказал Вишняков. - Нечего размазывать сопли. Так. Тот Немка, что теперь живет на даче, будет мой. Не бойся, не обижу. Мне такая голова на фирме нужна.

- А?..

- Заплачу. Они там у тебя все равно же новых наваляют. Может, новые даже побольше проживут. И все равно ведь такие экземпляры для будущего человечества не годятся. Будущее человечество должно быть долговечным. А отходы производства надо же как-то утилизовать! Что ты на меня таращишься? Это твой маленький бизнес? Ну и веди себя как бизнесмен, блин! Так…

Вишняков прошелся по комнате взад-вперед. Обычно ему лучше думалось на ходу, поэтому рабочий кабинет он себе отгрохал площадью со спортзал.

- Что - так? - затравленно спросил Клоп.

- Я придумал. Я в тебя вкладываюсь. Ну, как в производство вкладываются!

- Ты что, охренел?!

- Вкладываюсь, - весомо повторил Вишняков. - А если нет - тут же звоню, куда следует, и через два часа в Долгом будут ребята из соответствующего ведомства. Ты знаешь, как теперь к американским сектам относятся. А вспомнить скандал с раэлями - нетрудно! Я еще пресс-конференцию соберу! С попами, муллами и академиками! Ну, как? Поумнел?

Судя по роже, Клоп действительно прямо на глазах умнел.

- Ну вот, я же знал. Вообще-то ты правильно выбрал исходный материал. Аутсайдеров можно дублировать хоть до посинения! Кому они на фиг нужны? Вот если бы ты клон Жириновского в оборот пустил - тут бы шуму вышло много… Ну так сколько америкашкам нужно, чтобы сделать еще… ну, троих? Под заказ?

Задавая этот разумный вопрос, Вишняков уже был неподвластен своей недавней дружбе с Адькой-Адлером. Эти трое не имели в его воображении лиц, глаз, сходства с вызвавшим симпатию юношей. Он, как всегда при деловых переговорах, отсек лишнее.

Клоп выпрямился.

- Нисколько, - буркнул он, но Вишняков, опытное в таких беседах ухо, понял - пора предлагать небольшие деньги. Большие - всегда успеется. Примерно так, как предлагал ему взятку Клоп.

- В долю тебя не возьму, а процент получишь хороший. И будешь искать еще таких же малахольных гениев. Только упрямства чтобы поменьше. Пока шум не поднимется - они успеют заработать для нас миллиарды! Представляешь - такой десант качественных мозгов! И никаких расходов на пенсии! И незачем тебе будет новое человечество создавать - тебе и с этим, стареньким, будет очень даже неплохо!

Он расхохотался, он ржал до слез, и поэтому не расслышал, как Клоп совсем беззвучно пробормотал:

- Сволочь…

А если бы и расслышал - какая разница?

***

По улице неторопливо шел человек, весь смысл жизни которого заключался именно в прогулках.

Он шел и считал кирпичи в стенке, потом черные прутья в решетке сада, потом белые полоски "зебры".

Человек был сыт - о нем заботилась совсем старенькая мама, которую только одно и удерживало на земле - страх за неудачного и никому не нужного сына. Ее пенсии хватало на немногое - оплатить комнату в коммуналке, прокормить двоих, причем очень непритязательных двоих, иногда - прикупить дешевого белья. А сын даже не спрашивал, откуда берется на столе овсянка, откуда возникают майки, трусы и носки.

Он был настолько тих, что соседи по коммуналке не знали, какой у него голос.

Дома считать было уже нечего, все приелось, а прогулки давали эту скромную радость. Он шел и считал встречних на протяжении квартала мужчин, на протяжении следующего квартала - женщин. Женщин оказалось больше на шесть, в прошлый раз их было больше на одиннадцать. Одиннадцать - это две черные сквозные металлические колонны. Он нашел совершенно замечательную витрину, обрамленную гирляндами из мелких надувных шаров и сосчитал шары. Получилась хорошая цифра - сто двадцать. Сто двадцать - это бело-розовая вязь, вроде цветов из масляного крема на именинном торте. В другой витрине он сосчитал бутылки. Отдельно прозрачные, отдельно с напитками чайного цвета. Считать предметы глубокого цвета куда приятнее, не раз-два-три, а этак сочно, со вкусом: ра-аз, два-а-а, три-и-и-и…

Человек не знал, что следом за ним идет другой, в дорогом костюме, с платиновым кольцом - черная печатка, по ней россыпь бриллиантов. Другой тоже был немолод. Но его взгляд был совсем иным. Безнадежным.

Второй нагнал первого, и они одновременно отразились в зеркале витрины. Второй ждал, надеялся и боялся: узнает, не узнает?

А если узнает - удивится? Или вспомнит какие-то загадочные встречи давно минувших дней, что-то медицинское, непонятное?

Но в витрине было не раздвоившееся отражение. Два разных лица повисли на фоне девятнадцати дорогих дамских сумок.

А должно было быть одно!

Пока второй ломал голову над этой загадкой, первый побрел дальше.

И миг, который мог стать мигом встречи, иссяк. Теперь второму стало ясно, что эта встреча никому не нужна.

Просто ему хотелось хоть раз в жизни, хоть напоследок, обнять отца, который даже и не был отцом…