Ава

— Ты жалкая мелкая дрянь, — тихим, спокойным и властным голосом произнес Чарльз. — Приползла ко мне на коленях. Позволила нацепить на себя ошейник. Тебе должно быть противно от себя самой.

— Да, мой Господин, — безропотно согласилась Ава.

— Не лукавь, — презрительно хмыкнул Чарльз и, лениво помахивая пятихвосткой, медленной царственной поступью направился к своей рабыне. От предчувствия его близости сердце Авы с радостью затрепетало, но, будучи хорошо воспитанным сабмиссивом, виду она не подала.

— Мы оба знаем, что ты хочешь, чтобы тебя унизили и втоптали в грязь, — обходя ее по кругу, продолжил рассуждать Чарльз. — Ты жаждешь оказаться на самом дне. Оплеванная, обруганная, избитая и даже изнасилованная. Я ведь прав?

И словно в подтверждение своих слов Господин хлестнул многохвосткой по полу, перед самым носом Авы. Девушка в страхе едва не шарахнулась назад, сжалась в комок, но изо всех сил постаралась сохранить коленопреклоненную позу.

— Да, вы правы, мой Господин, — с рвением пролепетала она и испуганно втянула голову в плечи.

— Не зажимайся, дуреха, — хлопнув ладонью ее по спине, приказал Чарльз и вновь выпрямился, встал перед Авой, излучая такую властность и непоколебимую уверенность в своей силе, которую его рабыня чувствовала даже не поднимая глаз. Чувствовала и тянулась, как мотылек к огню, как Икар к солнцу, прекрасно понимая, что сгорит дотла, и ни о чем не сожалея.

— С другой стороны, стоит процитировать твою любимую книгу, — насмешливо бросил мужчина. — «Кто позволяет себя хлестать, тот заслуживает того, чтобы его хлестали». Ты согласна?

— Да, мой Господин, — безропотно отозвалась Ава.

— Тогда опусти голову и прижмись щекой к полу, — приказал Чарльз. Девушка повиновалась и опустилась на пол. Сердце ее испуганно колыхнулось, когда Господин поставил ей на голову свою босую ступню, но он не стал давить на нее или делать больно как-то иначе. В том не было особой нужды. Сам жест, само осознание того, что Ава не возмущалась и позволила Чарльзу загнать себя под его пяту, уже было более, чем достаточно.

— Ты теперь моя игрушка, — со злым весельем произнес он. — Но не думай, что я буду срываться на тебе. Нет, нет, я сделаю с тобой только то, что ты сама захочешь. То, что ты у меня станешь вымаливать со слезами на глазах, обещая еще больше унижаться и подчиняться. Я тебя превращу в ту самую гниль, которой ты так хочешь стать. И тебе понравиться. Обещаю, мерзкая ты падаль.

…Он сдержал свое слово. Два часа спустя Ава висела прикованная за руки к подвесам в гостиной и, дрожа, пыталась восстановить дыхание. Соленый пот стекал по ее телу, окропляя взбухшие красные полосы, густо перечерчившие ее спину, ее ягодицы и бедра. У нее не осталось никаких сил стоять, колени предательски дрожали, и только жесткие наручи и подвесы не давали ей рухнуть на пол и уползти в уголок зализывать раны. Спутавшиеся волосы прилипли к ее раскрасневшемуся и блестящему от влаги лицу, но губы пересохли, потрескались. Отчаянно хотелось пить.

Она не помнила, когда с ней в последний раз делали нечто подобное.

Она не была уверенна, что с ней когда-либо поступали так жестоко.

Но та радость и облегчение, которую она испытывала в данную секунду, не шла ни в какое сравнение даже с самой яркой эйфорией из ее воспоминаний. Эмоции перехлестывались через край, и каждая крохотная вспышка боли в ее измученном плетьми, подвесами и прочими ужасами теле отзывалась в ее сердце и разуме сладостным блаженством. Впервые за долгое время она чувствовала себя по-настоящему свободной и счастливой. А все благодаря ее новому Господину. Ее возлюбленному.

Сквозь окутавший разум дурман, девушка услышала у себя за спиной щелчок старого полароида и кое-как обернулась через плечо, но даже не подумала возмутиться. Хозяин предупредил ее, что будет фотографировать ее после особенно удачных сессий, но пообещал, что никто кроме них двоих никогда не увидит эти фотографии. Она ему поверила. Иначе не могла и не хотела.

Чарльз сфотографировал ее еще раз и убрал фотоаппарат вместе со свежими фотокарточками на стол. Сессия измотала его не меньше, чем Аву. Его тело блестело от пота, и отдельные капельки скатывались по рельефу мышц рук и торса. Он размял уставшую от напряжения шею, небрежно убрав липнущие к влажной коже волосы, но на губах его играла злая улыбка, а темные глаза сияли алчным блеском, точно черное золото.

Он взял в руки стакан воды и, пригубив немного на ходу, подошел к изнемогающей от усталости девушке. Он взял ее за волосы и немного потянул, вынуждая Аву поднять голову. С нескрываемым удовольствием от проделанной работы, Чарльз любовался ее искаженным болью и наслаждением личиком, поднес к ее губам стакан и благосклонно позволил испить. Хейз жадно выпила всю воду до последней капли и расслабленно выдохнула, прикрыв глаза. С властной улыбкой, граничащей с самодовольной ухмылкой, Чарльз жестко схватил ее за челюсть и заставил посмотреть на себя.

— Ты этого хотела, Ава? — злым и елейным голосом спросил он. Девушка быстро закивала.

— Да, — подтвердила она. — Да, мой Господин. Да…