Аваддон-Губитель

Заранее чуя, что дело пойдет еще хуже, чем с записными книжечками (те, по крайней мере, были приятны на вид), Сабато неопределенно кивнул. Продавец же с решительностью, показавшейся ему чрезмерной, направился к полке, где выстроились в ряд чудовища этой породы. С явным умыслом он выбрал самую большую тетрадь, нечто гигантское и отталкивающее, один из тех артефактов, которыми пользуются в министерствах для писания огромных бюрократических бумаг, и сказал, не то спрашивая, не то приказывая:

— Предполагаю, нечто вроде этого?

Секунду они смотрели друг на друга, но секунда эта показалась Сабато вечностью. То был почти школьный пример различия между временем астрономическим и временем экзистенциальным. Гротескная моментальная сценка: суровый продавец, поднимающий уродливую тетрадь для мамонтов перед устыженным и робеющим клиентом.

— Да, — пролепетал Сабато полушепотом, вконец обескураженный.

Продавец с некоторым усилием завернул грубое изделие, заполнил чек и вручил все покупателю — сумма была столь же огромна, как сам пакет. Направляясь к кассе, С. с горечью подсчитал, что мог бы за эти деньги купить три или четыре тетради того вида, какой ему нужен.

Вышел он, одолеваемый мрачными мыслями: бесспорно, все вокруг ополчилось против него.

Возвратясь в Сантос-Лугарес, он развернул чудище и, стараясь на него больше не смотреть, поместил в шкаф ненужных покупок, между трусами в желтую полоску и вазочкой с блестящей хромированной аппликацией. Потом сел за стол и просидел так несколько часов в тишине, пока не позвали обедать. После обеда смотрел один из телевизионных сериалов, которые его взбадривали: глядя на выстрелы и удары ногой в лицо валяющихся на земле, уже полумертвых персонажей, он все же пообещал себе завтра сесть за работу.

Ночью ему явилась Алехандра в языках пламени, глаза у нее были безумные, руки раскинуты, чтобы сжать его в объятиях и заставить умереть в огне вместе с нею. Как и в предыдущий раз, он пробудился с криком.

Задолго до рассвета он поднялся и, освежив лицо водой, попытался избавиться от наваждения. Однако сесть за стол и писать, как он решил накануне, было невозможно. Его не покидало убеждение, что Нене на вилле сказал ему не всю правду, и эта ложь была еще одним поводом для тревоги и осторожности. Уж слишком «натурально» Нене отрицал присутствие Шнайдера в Буэнос-Айресе. Так что наиболее благоразумно будет следить за тем кафе. А покамест он назначил Бруно встречу в кафе «Клешня» вместо «Руссильона».

Когда Бруно вошел в кафе,