Авалон-2314

А когда на сцену выскочил Хопгой, начался настоящий ад. На зрителей обрушилась лавина дребезжаще-грохочущих звуков. Мелодии как таковой в этих звуках различить было нельзя, но во фрагментах угадывались обрывки рока, рэпа, рейва и даже джаза. Все эти направления были Диме одинаково отвратительны, потому что их представители считали Соловья попсовиком, показушником и не уставали демонстрировать свое презрение. А сами одевались в какие-то отрепья, немелодично орали в микрофон корявые, грубые тексты и вообще не умели двигаться по сцене.

Рука Димы сама собой потянулась к коробке с помидорами, но Ольга накрыла его руку своей:

– Подожди, рано.

Хопгой орал и кривлялся, прыгал по сцене и махал легкой нейлоновой курткой, которую порвал на себе, а потом скинул в азарте и швырнул на пол. Некоторые зрители рэпо-рейверу даже хлопали. Это вызвало острую ревность Соловья – тем более что песни были отвратительные, визгливые и глупые.

Наконец, Бурмат несколько утомился, перестал прыгать, подошел к микрофону и хрипло проорал в него:

– Ну и как вам, подонки? Тащитесь?

Тут с места вскочил тщедушный парень в синем костюме и заорал едва ли не громче Хопгоя:

– Сам ты подонок!

– Еще какой! – не растерялся Бурмат.

– Так получи!

Зритель метнул в Хопгоя помидор. Но тот не сплоховал – едва ли не на лету перехватил его, не весь, конечно, но кусочек ему достался, – и швырнул обратно в зал.

Дикий рев потряс клуб «Ретро». Помидоры полетели на сцену дробящимися и сияющими в свете прожекторов метеорами. Хопгой дико захохотал и начал отбиваться от переспевших плодов микрофоном.

– Да он тащится от такого расклада, – разочарованно протянул Дима.

– Почему нет? Это же шоу. Развлечение. И ему приятно, и зрителям. Наверное, он еще и второе отделение даст. Учись! Через черный ход сбежать ума много не надо. Спорить со зрителями надо!

– Мне такие развлечения непонятны, – заявил Соловей, отодвигая от себя коробку с помидорами. «Наказать» противного певца уже не хотелось.

– А если ты хочешь, чтобы тебя боготворили, нужно стать харизматичным. Неповторимым, – заявила Ольга. – Над этим мы и будем работать…

* * *

Космопорт Пекина не произвел на Хонгра сильного впечатления. Собственно, он ничем не отличался от обычного аэропорта. В большом здании аэровокзала было много залов ожидания, буфетов и бутиков. Длинная эластичная труба вела на летное поле, к челноку, весьма и весьма напоминавшему самолет. Летное поле покрыто бетоном, вдоль взлетно-посадочных полос горят лампы…

Четыреста пассажиров расселись по своим креслам и пристегнулись, челнок поднялся на хвост и вертикально стартовал. Перегрузки чувствовались, но не были чрезмерными. Земля стремительно уносилась прочь.

Когда челнок вышел за пределы атмосферы, иллюминаторы расширились, да так, что обшивка будто вообще растворилась. В космосе несся словно бы ряд кресел. Даже пол под ногами стал прозрачным. Пассажиры могли видеть и огромный голубой шар Земли, и черное ночное небо, и неуклонно приближающийся серп Луны. Зрелище было красивым, но какая-то слабонервная девушка все же тихо охнула и закрыла глаза. Иллюминатор рядом с ней тут же закрыли, пол под ногами нервной девицы тоже потерял прозрачность. Девушка прижалась к металлической переборке и успокоилась. Наверное, вышла в вирт, где представляла себя в глубокой пещере или в собственной квартире без окон и дверей…

Четыреста тысяч километров до Луны челнок должен был преодолеть за десять часов, включая время на разгон и торможение. Хонгр, прежде в космосе не бывавший, хотел посмотреть, каково это – мчаться среди звезд. Но глаза сами собой закрывались, а тело словно бы растекалось в мягком кресле. Слишком суетными выдались последние дни.

– Рекомендуется отдохнуть, – обратился напрямую к сознанию искусственный интеллект имплантатов. – Красотами полета вы можете насладиться позже. Я запишу их с помощью камер стереовидения челнока. Ощущения будут еще более полными, чем вы можете получить с вашего места.

– А что мы на «вы»? – вздохнул Хонгр. – Давай уж поближе познакомимся. Я буду звать тебя Сэргэлэном. Идет?

– Отлично, – отозвался голос в его голове. – А не лучше ли Мэргэном?

– Нет, звание мудрого ты пока не заслужил. Побудешь просто умным, – Хонгр усмехнулся.

– Может, мне стоит общаться с тобой по-монгольски, Хонгр? – не унимался интеллект имплантатов.

– Мой родной язык – русский, – мысленно ответил революционер. – Хотя я и говорю на разных языках, думаю я все-таки по-русски. Но ведь мои мысли ты не читаешь?

– Нет. Только эмоции, информацию о состоянии здоровья и четкие мысленные фразы. Чему я должен учиться?

– Учись понимать меня с полуслова, – предложил Хонгр. – И не мешать. А мои мысли постоянно читать не надо. Читай их только в том случае, если они обращены к тебе.

– Тут учиться не нужно. Нейротранскриптор передает их мне напрямую, – заявил Сэргэлэн.

– Я в курсе, как работают нейросвязи имплантатов, – бросил Хонгр. – А сейчас поставь мне ментальным фоном какую-нибудь приятную расслабляющую музыку.

– Моцарт подойдет?