– Знаешь, еще в прошлом веке исламские экстремисты захватили целый город. Они долго готовились и тщательно маскировались, им удалось взять Кабул. Полностью, с контролем всех систем жизнеобеспечения. Мятежники сделали город автономным, начали собирать туда фанатиков всех мастей, организовали производство оружия… Некоторое время мировое сообщество наблюдало за этим спокойно – даже когда в Афганистане восстановили машиностроительный завод и начали производить на нем танки. Спустя пять лет трехсоттысячная хорошо вооруженная армия при поддержке бронетехники двинулась на Исламабад. Положение осложнялось тем, что в Пакистане у мятежников хватало сторонников. В Кабуле готовился удар по Душанбе, откуда рукой подать до Восточно-Славянской Федерации. Да и Индия не могла спокойно наблюдать за милитаристскими игрищами около своих границ. Вопрос был вынесен на всемирное обсуждение. Нельзя сказать, что мнение народа было единогласным, но к общему решению через три дня пришли. Мятежников было решено уничтожить.
Надо же – мятежников было решено уничтожить! Силами тех бойцов, которые управляют спутниками, самолетами разведчиками и прочей техникой из своих квартир? Или правительство, не сходя с дивана, мобилизовало дополнительные силы?
– Полагаю, не составило бы никаких проблем набрать добровольцев для подавления мятежа, – словно подтвердила мои мысли Моргана. – Многие мужчины из воскрешенных не только умели воевать, но и хотели размяться. Жизнь в обществе толерантности и потребления казалась им слишком пресной, хотя они, в отличие от мятежников, сдерживали свои агрессивные порывы. Но, во избежание соблазнов, было решено прибегнуть к ковровой бомбардировке. На армию мятежников, на Кабул и окрестности было сброшено около ста нейтронных бомб из резервных арсеналов Восточно-Славянской Федерации и Соединенных Штатов Америки. Мы на деле реализовали средневековый принцип: убивайте всех, Бог узнает своих. Через два месяца после завершения операции мы начали процесс воскрешения тех, кто погиб случайно. Воскресили даже некоторых мятежников – сейчас они успешно осваивают Антарктиду. Но большинство ждут своей очереди, которая отодвинулась далеко в будущее, в то светлое время, когда у людей будет много территорий, много времени и уверенность в своих силах.
Моргана замолчала, а я еще долго стоял возле Царь-пушки, ошарашенный. Если Фея хотела произвести на меня впечатление, ей это удалось. Мимо проследовала группа японских туристов, которые громко лопотали на своем языке, но оберток от конфет, пустых пачек из-под чипсов и пивных пакетов на землю не бросали, хотя и конфет, и пива, и чипсов у них имелось с собой в избытке. Древняя культура? Восточный менталитет? Или в Кремле тех, кто бросал мусор, штрафовали? Роботов-уборщиков видно не было.
– Мортира, мортира, – один из японцев указывал на Царь-пушку.
Ишь, удивились пушке с многопудовым ядром! Куда этой пушечке, которая и не стреляла ни разу, до ста нейтронных бомб! И главное, какой тонкий расчет! Никакого урона технике и строениям, почти никакого вреда природе – а людей ведь можно воскресить. Нужных. Поистине велика власть «Авалона» над миром и человеческими судьбами!
В Кремле задерживаться не хотелось. Что его прежние властители по сравнению с нынешними? Те могли отнимать сотни, тысячи, даже миллионы жизней, но им не под силу было вернуть ни одной. Людям пора поклоняться восстановительным центрам «Авалона». Ведь если и правда души вновь находят там тела, то в них святость, а не в храмах, стоящих на костях праведников.
Выйдя через Покровские ворота, я вскочил в рейсовый мобиль и над просторными московскими улицами поплыл на окраину, к восстановительному центру всемогущего проекта «Авалон».
После ссор с девушками мир всегда казался Диме ярче. Поругались, поплакали, может быть, даже слегка подрались – зато как приятно потом сидеть рядышком, прижавшись друг к другу, и мурлыкать на ушко любимой ласковые слова… Вечером все действительно было прекрасно. И поругались, и помирились, и свечи горели ярко, и устрицы были такими приятными, скользкими и сытными. Но утро на Луне выдалось мрачным. Болела голова, тело не слушалось, воздух был затхлым, душным.
Да и Оля за ночь словно бы подурнела, осунулась. На Соловья она смотрела почти с отвращением, а ведь еще вчера была так ласкова…
– Смотри, с сегодняшнего дня никакого интима, – предупредила она. – Мы партнеры, работаем вместе. У тебя своя жизнь, у меня – своя.
– Ну что ты, котеночек, – засюсюкал Дима. – Ты же самая лучшая, самая нежная, самая сладкая.
– Да, я такая. Но теперь мы будем только работать. Днем и ночью, утром и вечером, дома и в дороге.
– Работать ночью я всегда готов!
– Вот и отлично, потому что у тебя завтра выступление перед канализаторами. В клубе. Только что получила сообщение.
– Перед кем выступление?
– Перед членами профсоюза работников водно-канализационного хозяйства Моря Кризисов.
– Что? – Соловей вскинулся и собрался разразиться гневной тирадой, когда Оля взяла его за руку, взглянула в глаза и тихо спросила: