– Да-а-а… – как-то несколько рассеянно отозвалась Настя. – Я согласна. И самое страшное – то, что мы не в силах ничего изменить.
Малиновская обернулась к подруге и увидела, что Настасья смотрит не на неё, а куда-то совершенно в другую сторону.
– Ты о чём? – не поняла Маша.
Настя вздохнула, задумчиво глядя перед собой, как будто видя Машку в первый раз, и произнесла:
– Да я все думаю. О себе. О Евгене. О Морфиусе. Его слова никак не идут у меня из головы. Что это значит: «скоро сам ко мне придёшь»?
– Ах, вот ты про что, – Маша начала натягивать очередную непонравившуюся ей кофту обратно на вешалку. – Выбрось всё это из головы! Этот Морфиус, он… не все дома у него, короче говоря. Лепит всякую чушь. И закрой поплотнее штору – на нас какой-то парень пялится. Хотя он довольно симпатичный… – неожиданно закончила она.
Настасья потянулась, ещё больше надвинув синеватую, замызганную занавеску на карниз, отделяющую кабинки от торгового зала, и сказала:
– Ты действительно так думаешь? Возможно, не стоит обращать внимания. Или говоришь это лишь для того, чтобы я не накручивала себя?
Маша, застряв в новой кремово-белой блузке и тщетно пытаясь по ошибке пропихнуть голову в рукав вместо ворота, замерла в удивлении – иногда она поражалась Настиной интуиции и способности видеть подвох. Хотя, с другой стороны, она ведь не полная дура, – естественно, Настасья догадалась, что я просто пытаюсь её успокоить – подумала Маша. Она не хотела говорить подруге, что и сама в тот вечер сильно испугалась, особенно в той части речи, которая касалась непосредственно Настасьи. Но говорить сейчас об этом было бы глупо – человек и так напуган, а я ещё подолью масла в огонь – решила Малиновская.
– Ты знаешь, я тебе честно так скажу, – Машке удалось, наконец, справиться с блузкой, и она выдохнула, слегка растрепанная. – Во всю эту шизофрению из уст разных идиотов я не верю. Но, тем не менее, все это дает некие поводы для размышлений. Не для беспокойства. Просто для размышлений. Согласись, ведь Евген очень изменился в последнее время. Мы не можем этого не замечать.
– Да, ты права. Он стал каким-то грубым, резким, – подтвердила Настасья.
– Иногда я не понимаю, абсолютно не понимаю мотивов его поведения, – Маша сняла с крючка топик и так и замерла с ним в руке. – А это, знаешь ли, пугает меня в людях больше всего. Я не спорю, любой человек может злиться, выходить из себя, совершать дурные поступки, может безумно ошибаться, в конце концов, но если он при этом способен логично объяснить, почему он это сделал – я от него отстану. То есть я могу, разумеется, выносить ему мозг, потому что буду не согласна с его точкой зрения, но, по крайней мере, я буду понимать, почему он так поступил. А когда я не понимаю, – она выделила голосом последние два слова. – Мне становится страшно. В таком случае, я не знаю, чего ожидать от человека.
Настя молчала. Она сейчас не могла признаться в этом даже Маше, но в последнее время ей иногда тоже было немного не по себе рядом с Евгеном.
– И, знаешь что ещё Насть? – добавила Малиновская уже совсем тихо. – Можешь считать это просто плодом моего разыгравшегося воображения, но на тренировке мне реально показалось, что Евгений хочет меня убить. Он потому меня и выбрал – как самого слабого соперника. И я имею в виду не только мою магическую силу, но и степень дальнейших последствий. Он не рискнул выбрать никого из парней – естественно! Он не выбрал тебя (думаю, не нужно объяснять, почему), и Таню тоже проигнорировал – полагаю, в случае неудачного стечения обстоятельств он не хотел бы лишний раз осложнять свои отношения с Бирюком. Остаюсь только я.
– Ты хочешь сказать, что он – трус? – прямо спросила Настасья, глядя Маше в глаза.
– Я лишь хочу сказать, что он поступает очень хитро, и делает это так, что к его действиям практически невозможно придраться, – ответила Маша. – Пожалуй, я возьму себе вот эту, – она показала на блузку небесно-голубого цвета. – Кажется, она больше всего подходит к моим джинсам. Да и стоит недорого.
Девчонки вышли из примерочной и отправились в очередь к кассам, чтобы оплатить покупку. Малиновская обшаривала глазами магазин, ища приглянувшегося ей парня, но того нигде, кажется, не было. Пока она размышляла о том, стоит ли расстраиваться по этому поводу, Настя прервала её мысли:
– Буду с тобой откровенна: я попыталась поговорить с Евгеном на эту тему. Он сначала хотел перевести всё в шутку – ну вроде как «что ты чушь какую-то несёшь, это всего лишь постановочный бой был, а ты пытаешься найти в пустом ведре двойное дно» и всё в таком же духе. А потом, когда я немного поднажала, чего-то раскричался, вспылил, короче, мы даже поругались немного из-за этого. Странная реакция, правда?
Кассирша, уложив новоприобретённую покупку в фирменный пакет, вручила его Малиновской. Та, поблагодарив, расплатилась, и подруги вышли из бутика в атриум ГУМа на втором этаже.
– Я уже и сама во всем запуталась, – вздохнула Маша. – То ли наши догадки – полнейший бред, то ли я даже и не знаю, чего ещё предположить.