Авалон: Хроники Бессмертных (СИ)

     – Возможно, он вычеркнул себя сам, – Антон сел на свое место, устало облокотившись на прохладную спинку трона. – Решения комнаты не являются необратимыми – в отличие от решений Совета. Я думаю, если он вернется, то его трон возникнет вновь. Вот только вряд ли он вернется…

     – И это возвращает нас к тому, что именно сказал тебе Совет, – напомнил Бирюк, тоже занимая свое законное место.

     – Не хочу от вас ничего скрывать, – начал рассказывать Антон, – но Совет разгневан. Очень сильно. Причем неизвестно на кого больше – на нас, за то, что мы не смогли это предотвратить, или на самих себя – что они ошиблись в собственном выборе. Наш неразумный друг совершил одно из самых ужасных деяний – лишение жизни невинного.

     – Ничего себе невинного! – воскликнула Настя. – Марат ведь сам его спровоцировал. О, какая жалость, что я не могла присутствовать на совете – иначе я много о чем поведала бы, рассказала бы им всё как есть!

     – Я думаю, они знают достаточно, – веско сказал Антон. – Тем более что подробности произошедшего интересовали их на удивление мало. Духи чертога рассматривали лишь свершившийся факт как данность, а именно – смерть. И поэтому я передаю вам их приказ, – голос Антона сделался громче, сурово отдаваясь от позолоченных сводов, – любой, кто обнаружит Евгения, обязан будет его задержать – уговорами либо силой – и представить его Совету. После состоится суд, где будет решена его дальнейшая судьба. Это их слово.

     – Легко сказать – задержать! – пробормотал Семен.

     – Они ведь убьют его, – тихонько простонала Настасья. – Смерть за смерть.

     При этих словах Татьяна поплотнее придвинулась к Бирюку, будто испытывая страх. Слава и Семён переглянулись. Мария подошла и крепко обняла свою подругу, чтобы та снова не начала плакать. Антон, замерев, как-то слегка беспристрастно смотрел на них обеих, и взгляд его скользил поверх их голов, наблюдая, как солнечный свет золотится на светлых волосах Марии, превращая их в мерцающие блики-вспышки, и тонет в черной ночи локонов Настасьи. Наконец он произнёс:

     – В общем-то, напрямую речь о лишении жизни не заходила. Они не конкретизировали, если уж говорить по правде. Как я понял, сначала Духи лишат его магических способностей. «Он оказался не заслуживающим владеть этим даром» – так они сказали. Таким образом, он перестанет быть Элементалем – на время или навсегда. Совет считает, что это будет наихудшим наказанием для Евгения. А уж потом… Возможно, тюремное заключение. Я не знаю.

     – Но ведь это чудовищно! – возмутилась Малиновская, продолжая гладить Настасью по плечу. – Фактически, мы должны поймать того, кого считаем или считали своим другом! Мне жалко Женю.

     – Жалко? – с удивлением спросил Бирюк. – А кто, скажи мне на милость, пожалеет нас? Благодаря ему мы оказались теперь словно между молотом и наковальней. Интересно, что будет, если мы не выполним приказа Совета Маханаксара? Полагаю, нас объявят изменниками, и тогда в их глазах мы все будем выглядеть ничуть не лучше, чем он. И нас самих будут судить! Отправят в какие-нибудь сырые подвалы лет на пятьсот, – а что, вполне – мы же теперь бессмертны. И все из-за одного придурка!

     – Вов, перестань, – Таня осуждающе притопнула ногой.

     – Нет, не перестану! Да, признаюсь, пожалуй, сначала мне это казалось даже немного забавным – я имею в виду то, что Евген не всегда контролировал себя. Ну и что, – думал я, – от этого ведь ничего дурного не происходит. Да, порою меня, знаю – как и многих, – раздражали регулярные понукания Антона об ответственности, о том, чтобы мы все были бдительны.

     Сказав это, Бирюк слегка покосился на Антона. Тот невесело усмехнулся.

     – И вот – пожалуйста! – продолжал Вова. – Он оказался прав! Мы вляпались в такую болотную жижу, из которой теперь вряд ли выберемся. И если уж правдой оказалась эта часть его теории, то я с ужасом представляю себе, что произойдет, если наш дружок ещё и окажется новым Воплощением Зла! И что мы станем делать тогда?

     – Замолчи! Что ты несешь! – Настя неожиданно вдруг кинулась на него с кулаками, словно собираясь ударить, но, не добежав каких-нибудь пару шагов, она рухнула на пол, заливаясь слезами, и запричитала: – Они убьют его! Я знаю, убьют! Убьют, убьют, убьют… – и от неё уже ничего нельзя было добиться.

     Маша подумала, что Женя ведь, по сути, и сам убийца, но не стала этого озвучивать – обстановка и так была накалена до предела.

     – А чего она ревет, я что, не прав, что ли? – Бирюк продолжал гнуть свою линию.

     – Прав. Потому она и ревет, – ответил ему Слава.

     Малиновская, пытаясь одновременно поднять Настасью с пола и вытереть ей слезы, рявкнула на них: – Вы не могли бы просто заткнуться! Оба!

     – Я вас всех очень прошу, давайте немного успокоимся, – голос Антона перекрыл гомон перебранки. – Я знаю, ситуация трудная, и все мы на взводе, но не будем погружаться в отчаяние! Я верю, что все ещё можно исправить. Мы сейчас пойдем и…