Авангард как нонконформизм. Эссе, статьи, рецензии, интервью

А.Н.: В вашей нашумевшей книге «Дипендра» есть рассказ «Мат и интеллигенция». Что вы вкладываете в такое понятие, как «русская интеллигенция»? Считаете ли себя интеллигентом?

А.Б.: Русской интеллигенции просто нет. Осталась лишь советская, антисоветская и постсоветская интеллигенция. В основном это масса с так называемым высшим образованием и со страшно заржавленными мозгами, пытающаяся по-прежнему решать вопросы наподобие «Что делать?», а еще лучше «Кто виноват?». По-моему, они все просто возликовали, реагируя на нынешнюю ситуацию в стране. Ну а мы, мол, так и думали, мы вам говорили, мы вас предупреждали, что вы хотите, это же Россия, это же русские! И всего отвратительнее, что снова актуализируют себя какие-то старые, извините за выражение, пердуны с пафосом борьбы. Но они же в этом сами виноваты со своими заскорузлой духовностью и бесконечным морализаторством. Нет, уж кто-кто, а я точно не интеллигент!..

А.Н.: Удалось ли, на ваш взгляд, интеллектуалам потеснить интеллигентов?

А.Б.: В каком-то смысле удалось. Эти поумнее и фасуют побыстрее, тыр-тыр, и все у них уже объяснено, упаковано, продукт готов, ярлык наклеен, платите деньги и потребляйте. Если у интеллигенции перебор совести, то у интеллектуалов ее вовсе нет. Материться, опять же, не любят. Не чувствуют, в каком месте тела энергия копится. Эроса у них мало, зато мозгов чересчур. Увы, и те, и другие тормозят исторический процесс. Править балом должны философы и художники.

А.Н.: О чем вы пишете сейчас?

А.Б.: Больной, как всегда вопрос, да и боюсь сглазить. Нынче трудные времена. Всем почему-то подавай роман. Всё это делают системные люди, навязывая нам литературную ситуацию. Они хотят, чтобы и читатель был частью системы, одним из персонажей, деталью. Им подавай феноменологию объективной жизни. Они не понимают, что писатель – это новый мир, а не автор журнала «Новый мир». А что это за субъективное высказывание: роман или рассказ – уже вторично. Рассказ, кстати, честнее, демиургичнее, ближе к стихотворению по восторгу, а роман – машина, архитектура. Словом, сплошная индустриализация и урбанизация у нас в литературе. Хотя истеблишмент по-прежнему делает вид, что меня нет, я для них из касты неприкасаемых, этакий далит, кабаривалл. Из тех, кто таранит их небоскребы. Хорошо, если бы читатель заметил, как они, эти небоскребы, горят и рушатся. Чтобы читатель знал, что я с ним и с его тайной свободой. Хорошо сказано у Музиля: «У каждого человека есть вторая родина, где все, что он делает, невинно».

Человек со звездным фаллосом

«Мир», № 3,2009

Из «хаотической автобиографии» писателя Андрея Бычкова:

«Медитировал в буддийской традиции Карма Кагью».

«Родился в семье художника-авангардиста Станислава Бычкова».

«Левитировал в индуистской традиции Дэва».

«Крестился в Оптиной Пустыни. Занимаюсь тайцзицюань. Изучал гештальт-терапию и психоанализ, работал на практике (интенсиве) гештальт-терапевтом. Ушел из Московского гештальт института с последнего курса. Окончил Высшие курсы сценаристов и режиссеров. Не курю. Стараюсь не пить. Люблю ничего не делать».

«Окончил кафедру квантовой статистики и теоретической физики Московского университета. Увлекался карате, пока не перебил себе на улице вену и нерв на правой ноге. Еще дрался с милиционером, чем горжусь. Хотя после этого меня отправили в одну больницу с пробитым легким, а его в другую – с сотрясением мозга. Чудом не посадили. Еще после выхода книжки «Черная талантливая музыка для глухонемых» топтал ногами крышу «Мерседеса», случайного, чужого, после чего также в очередной раз попал в милицию».

Валерий ПЕЧЕЙКИН: Многие из ваших коллег, особенно широко известных, отвечать бы на вопросы гей-журнала не стали. Что, на ваш взгляд, говорит о самом писателе желание высказываться (или молчать) на геевскую тему?

Андрей БЫЧКОВ: На первый взгляд это сигналит или о гомосексуальности или о гомофобии. Не исключено, кстати, что о том же свидетельствует и молчание. Но для человека свободного нет запретных тем. Тем более для художника. Думаю, что разговор на эту тему – это «тест» не на гомосексуальность, а скорее на ранг. Большой ты писатель или маленький. Классики всегда переходили границу хотя бы в плане символическом: Леонардо, Шекспир, Гете, Байрон, Шелли… Если вы хотите обладать дарами Пифии, вы не можете не изменить в творческом акте свой пол, как говорила Камилла Палья.

В.П.: Игорь Яркевич, ваш друг и коллега, считает, что написать что-то стоящее про геев, удавалось, как правило, натуралам, которые совершали «вылазки» в гей-культуру. Что вы об этом думаете? Совершали когда-нибудь такие вылазки?

А.Б.: Игорь – отличный писатель. Но здесь он не прав. Вся история романтизма стоит на ослаблении мужского начала и на трансгрессии. К тому ряду, который я уже перечислил, можно добавить и Кольриджа, и Блейка. Из более близкого времени – Жана Жене, нашего Вагинова, Евгения Харитонова.