Аванхальм. Чужая кровь (СИ)

Обездвиженное препаратами тело девочки, которое, по идее, должно было оставаться таким ещё сутки, билось в агонии. Штекеры вырывались из плоти, оставляя на теле кровоточащие раны. За несколько секунд синяя жидкость окрасилась в насыщенно-пурпурный цвет.

Несчастная мать, совсем оторопев от ужаса, наотрез отказывалась верить глазам. В голове что-то противно зазвенело, а поперек горла встал удушающий ком горечи. «Семнадцатая» билась в истерике, пыталась разбить прочное стекло своими маленькими ладошками и выбраться наружу, но все попытки были обречены на провал. Ещё одно мгновение и кислородная маска сорвалась с лица девочки, и Шаалра начала кричать, из-за чего в цистерне стали образовываться кровавые пузыри. Авриана не слышала криков дочери. Она не способна была услышать даже собственный крик, поскольку пронзительный писк в ушах заглушил весь мир.

Всё это заняло каких-то пару секунд, но матери показалось, что прошли годы. После того, как девочку извлекли из воды и унесли в неизвестном направлении, Авриана тут же сорвалась с места и направилась к лифту. Жалобно пискнул наручный гаджет, оповещая о входящем звонке. Девушка машинально нажала на засветившийся экран, ответив на вызов.

В шаге от неё появилась голограмма высокого грузного мужчины средних лет. Величественная осанка, комплекция чемпиона мира по боксу в тяжелом весе, и лицо — высокомерное и бесстрастное, всё это выдавало в нём хозяина жизни. Хмурые брови, морщинистый лоб и полное отсутствие волос на голове предавали ему типичного символизма, присущего всем деффренкам статуса — Глава. Устало и снисходительно взглянув на дочь, он обратился к ней таким тоном, как если бы она что-то натворила, но все проблемы, вытекающие из этого, совершенно его не касались.

— У тебя не выйдет. В экстренных случаях лифты блокируются, — начал он, предопределив действия дочери.

— Мне нужно знать, что с ней! Что это вообще было?! Я… — беспомощно замерев, девушка то шептала, то срывалась на крик. Экран управления лифтами действительно не горел.

— Не волнуйся за неё, — терпеливо и также холодно продолжил родитель. — Она жива. Есть некоторые телесные повреждения, но совсем скоро их не станет. Инженеры сотрут её воспоминания об этом. Нет повода для беспокойства.

— Всё эти проклятые… — начала было Авриана, но тут же одёрнула себя.

— Как только «семнадцатая» окажется в полной безопасности, движение лифтов будет восстановлено. Пожалуйста, послушай меня — лети домой. Не пытайся узнать где она и что с ней. Это ради её же блага. И, разумеется, ради твоего тоже.

2 глава

Беспощадные лучи полуденного солнца пекли каньон — когда-то цветущую и плодородную землю Восточно-Европейской равнины. Местные обитатели, коих осталось совсем мало, изнывали от невыносимой жары. Мучился и одинокий путник, которому каждый шаг давался с великим трудом. Считать ли его человеком или нет — дело каждого. За тысячи лет эволюции, что бывшие люди успели пережить после Великой Войны, многое изменилось. В частности — и они сами.

Путника звали Игармом. Имя, которое ему дал отец, имело два значения. На языке гархаков Игармом называли свободу выбора или же независимость. Оно говорило произносящему и слушающему его — "Я сам могу. Я сам решу. Я хочу именно это, а не то". Также этим именем называли самую большую звезду на небосклоне. Естественно, за исключением Солнца. Это звезда, по мнению гархаков, помогала сделать правильный выбор и не заблудиться в безжалостном лабиринте случаев и судеб.

Как бы ни было прискорбно — Игарм уже заблудился. Оправдывая только первое значение своего имени, он отчаялся на столь безумный поступок, что большинство соплеменников уже похоронили глупца. Остальные, знающие его куда меньше, искренне верили, что дурак опомнится и вернётся домой. Вопреки их ожиданиям, ноги сами волокли безумца вдаль.

Он был на пределе, пробыв под знойным Солнцем целых три месяца, при этом охотясь на местных животных и отчаянно ища редчайшие источники воды. Белое подобие рубашки, что сшила когда-то очень давно его любимая сестра, уже давным-давно разорвалась. Слезла, будто опаленная жарою кожа. От штанов, которые с недавних пор походили на грязную рваную тряпку, не осталось практически ничего. Больше всего на свете путник желал напиться холодной воды и съесть большой кусок жареного мяса. Последнее он мог бы сожрать и сырым, что было не так уж и непривычно для его вида.