Авантюрист

— Ты предлагаешь его удавить?

Разговор заворачивал на четвёртый круг.

А потом я расслабился. Танталь пережила тяжёлое потрясение, неудивительно, что вещи представляются ей в карикатурно-мрачном свете; я ни с того ни с сего вспомнил старосту из посёлка, круглоголового, с широкими дугами лысых бровей. Староста, выпив лишку, принимался болтать цветисто и безудержно; у него был взрослый сын, у сына была жена, и у самого старосты жена была тоже, злющая, вроде песка в глазу, и невестка страдала под самодурьим гнётом, и вот с некоторых пор староста начал замечать, что жена вроде как подобрела и сонная ходит… Невестка, когда её загнали в угол, призналась, что опаивает свекровь сонными травами, но староста не наказал её, напротив, согласился с таким положением вещей, только строго-настрого велел беречься и не отравить до смерти…

— Он всё-таки человек? — спросил я в пространство. — Чонотакс? Он человек всё же, хотя и маг?..

Пожалуй, это было лучшее из решений. Оно спасало нас от смертоубийства, оно должно было обезопасить госпожу Торию Солль… и, если верить нервной Танталь, весь мир в придачу. Господин маг, опоённый снотворным, бесчувственный, лишённый воли — и разом с тем магической силы…

И вот теперь я тащил через лес волокуши, и если память подвела меня и мы выбрали неправильное направление — с наступлением ночи сомнениям и раздумьям настанет логический конец, потому как явятся волки…

Танталь опять отстала. Алана брела рядом, сунув руки в муфту, — видимо, Танталь отказалась от помощи; я подошёл к распростёртому на волокушах телу и наклонился над бледным лицом господина мага.

— Черно… Мы правильно идём?

Молчание. Опущенные веки, страдальческая складка между голых бровей.

— Черно… Ты меня слышишь?

— Собака, — изменившимся голосом сказала Алана.

Я осёкся.

В морозном воздухе отдавался далёкий, многоголосый собачий лай.

* * *

Легко ли варить суп в кулаке? Хранить во рту смертельный яд, носить уголь за пазухой?

К ночи мы пришли на хутор, и наши денежки оказали магическое действие, да такое, что я на минуту ощутил себя настоящим колдуном. Нас приняли на постой, накормили, постелили постель и разогрели воды; я дал себе слово ни о чём не думать до утра. И заснул в объятиях Аланы, довольный, почти счастливый; и проснулся среди ночи, ближе к утру, в совершенной тьме.

За портьерой возилась, стонала сквозь зубы Танталь. Ей снились кошмары; ей снилось, как она бредёт по Преддверью, а впереди маячит фигура, не вполне человеческая, исполинская фигура Стража, который одновременно и муж её, Луар…

Алана тихонько сопела у меня над ухом; осторожно, боясь потревожить жену, я погладил укрытое одеялом плечо. Потом выбрался из постели, накинул на голое тело плащ, пробрался за портьеру. Танталь уже не стонала, но дышала тяжело.

Я постоял над ней, а потом, осторожничая и огибая углы, на ощупь двинулся в соседнюю комнату.

Эта комнатушка служила, вероятно, помещением для прислуги; теперь на топчане в углу лежал, укрытый собственной шубой, господин Чонотакс Оро. На ночь я крепко стянул ремнями его локти, запястья, колени и щиколотки; не скрою, в какой-то момент мне ясно вспомнилось подземелье с бочками и ржавые цепи на собственных руках. Поделом вору и мука…

Я остановился в дверях, прислушиваясь и не улавливая дыхания. Или маги не дышат?

Молнию нельзя запрячь в повозку. Волка нельзя прикормить пирожками; где та грань, за которой Черно Да Скоро может считаться безопасным? Безобидный Чонотакс — мёртвый Чонотакс?..

Я переступил с ноги на ногу. Мы слишком самоуверенны; мы почему-то решили, что действительно можем убить его, пока он беспомощен. А если нет? Если права Алана и для такого убийства нам понадобится «магический предмет»? К чему тогда все эти моральные дилеммы, мы сохранили ему жизнь не из благородства, а просто потому, что не умеем её отнять…

Взять сейчас ремешок, приставить к его беззащитному горлу…

Противно. Если он захрипит и отправится к праотцам, кем я буду в собственных глазах? Ночным душителем безоружных?!

Не говоря уже о том, что Приговор Судьи…

За портьерой слабо вскрикнула Танталь.

— Ты скотина, — тоскливо сказал я безоружному врагу. — Что, что с тобой делать?!

Весёлые путешественники. Мужчина, две женщины и с ними — пороховая бочка в человеческом обличье. Ни бросить, ни взорвать.

* * *

А на другой день наступила весна. Мгновенная, беспощадная; жители хутора брались за головы, рассказывая о снесённых паводком плотинах и мостах, о затопленных низинах и прочем стихийном ущербе. По оплывающему снегу нам удалось добраться до соседнего посёлка, а там путешествие выдохлось само собой, потому что уже на следующее утро дороги сделались совершенно непроходимыми.