Авантюрист

Рыжий веснушчатый парень, старший сын из по-кроличьи многодетного семейства, он и нанялся-то затем, чтобы подальше убежать за родные ворота. Ему нравились наши лошади, он побаивался меня и преданно улыбался моим дамам; жаловаться на него не приходилось. В случае надобности он умел быстро найти ближайшую кузню, приветливо и подробно расспросить о дороге, на глазок определить, проходим трухлявый мост или нет; он вслух мечтал поскорее добраться до города, и в несчастьях, преследующих нас по пятам, можно было винить кого угодно, но только не его.

Мы знали, кого винить.

Того, по чьей вине зеркальце-трофей однажды соскользнуло с сиденья, вывалилось из кареты и попало под колесо. Или это тоже случайность? Был или нет от зеркальца прок, но теперь-то оно точно никуда не годится, разве что на переплавку – рамка-то хороша…

Танталь клялась, что Эгерт услышал ее. По ее словам, она видела его несколько секунд – он сидел, по-видимому, у камина, на лице лежал отблеск огня. Она позвала его по имени – он вздрогнул и посмотрел ей в глаза. Тогда она всеми силами завопила ему, что Тория в опасности, что надо беречь Торию, что нужно звать на помощь Скитальца…

– И он все это услышал? – спрашивал я недоверчиво.

Танталь хмурилась:

– Я немножко знаю Эгерта… У него было такое лицо, как будто он УСЛЫШАЛ. Хоть что-то да понял… Я так орала…

Я хотел сказать, что мы с Аланой в это время дремали за тонкой стенкой и ничего не слышали. Но промолчал – кто знает, может быть, у нас с женой на какое-то время отнялся слух…

– Видишь ли… – Я подбирал слова, боясь ее обидеть. – Если он понял – нам вовсе не нужно спешить. И… нашему общему знакомому незачем преграждать нам дорогу.

– Если бы он хотел преградить, мы бы уже никуда не спешили, – заметила Алана. Мы с Танталь промолчали, осознавая ее правоту.

Чонотакс, каким бы слабым ни был, все же мог запросто вывести нас из игры. Прямо там, на грязном заднем дворе, когда я так позорно промахнулся топором по бритому черепу. Всех троих, и необязательно даже до смерти…

Я перевел взгляд с Танталь на Алану и обратно. С обеими мне надо было поговорить, но по отдельности. Не просить же – «ты выйди, постой на запятках, мы переговорим, а потом вы поменяетесь»?

Мне надо было, в конце концов, знать, что произошло между Танталь и Чонотаксом. Откуда эти намеки, полунамеки и трогательные жесты. И главное, С КАКОЙ СТАТИ прагматичный Черно потратил столь необходимые силы на то, чтобы Танталь легче перенесла поход к Двери?

– С виду он вовсе не так сентиментален, – сказал я вслух. Мои спутницы искоса на меня посмотрели – Алана вряд ли поняла, о чем я, а вот Танталь догадалась. И глаза ее снова сделались как лед.

Пускай. Пусть злится.

Алана с отсутствующим видом уставилась в окно; вечером, когда мы останемся наконец наедине, я постараюсь ее успокоить. Я скажу ей, что времени еще вполне хватает, и если все, что толкуют о Скитальце, – правда, то у меня появляется реальный шанс спасти свою жизнь и без помощи Чонотакса Оро…

В последнее время у моей жены появилась скверная привычка понимающе улыбаться. Однажды она подкрепила такую улыбку словами – и волосы зашевелились у меня на голове: она рассуждала о том, что мы, вероятно, встретимся в царстве мертвых на другой же день после моей смерти…

Во-первых, я не очень-то верю в царство мертвых. Во-вторых, что за истерические нотки в рассуждениях юной девушки?!

В последний момент у меня хватило ума не убеждать ее в том, что так называемая любовь придет к ней снова, на этот раз вместе с нормальной семьей, детьми и спокойствием. Я просто сообщил ей, что недоволен – подобные малодушные рассуждения недостойны дочери Эгерта Солля; она очень удивилась. С ее точки зрения, помыслы о самоубийстве вовсе не были малодушными…

Я не стал разубеждать ее и сказал, что малодушие – верить в мою смерть. Она сделалась красной, как закатное солнце, и поклялась любить меня до старости.

Со времени этого разговора миновала неделя. Больше мы к этой теме не возвращались, но я видел, что оптимизм Аланы тает по мере того, как дни сменяют друг друга. И что она все более хочет поделиться своим грузом, но не со мной – мне своего хватает, но с Танталь…

Я ошибся. Мне надо было рассказать все – в ту нашу встречу, в подземелье, когда свет факелов ударил мне в лицо… Рассказать все. Тогда Танталь, возможно, не стала бы освобождать меня из оков, и через пару дней я благополучно воссоединился бы с призраком-Дамиром…

Почему мне так отчаянно везло в замке близнецов? Может быть, мой предок-слуга вовсе не столь беспомощен, как кажется?

– Дамир, – сказал я с усмешкой.

Мои спутницы снова на меня взглянули. Потом посмотрели друг на друга, но не проронили ни слова.

* * *

– Вина, жратвы, живее! Именем князя Сотта!

Терпеть не могу, когда в трактир, где ты остановился, вламывается, бряцая оружием, орава головорезов. Шум, грязь, крики служанок, которых щипают за бока, пьяная похвальба, пошлые забавы – и все это, как правило, прикрывается кичливым гербом и звонким именем, причем герб клыкаст до смешного, а имя никому ничего не говорит…