– А тот, помните, Ахар… По кличке Лягушатник… Одноглазый. Которому смерть через месяц… Так через месяц и закопали. Утопился, говорят, по-глупому, в луже, с коня упал и захлебнулся, и вроде трезвый был… Каково – в луже-то утонуть?!
Мне показалось, что мягкая ледяная рука приятельским жестом погладила меня по спине.
– Назначено так, – сказал я глухо. – Назначено было через месяц – он и в миске утопился бы, будь спокоен…
Кливи поскучнел. Губы его горестно поджались.
– Назначено… А тут с голоду подыхай…
И он уставился на свои несчастные руки.
Я раздумывал.
Хотя, собственно, и думать-то было не о чем. Если судьба расщедрилась и послала мне Мельничонка – значит, какие-то резоны у судьбы имелись…
– Поедешь со мной, – сказал я мягко.
Кливи оторвал взгляд от своих ожогов. Заглянул мне в глаза – сперва недоверчиво, потом радостно, потом подозрительно:
– Так ведь… Это… А вам когда помирать-то?
Славный мальчик. Добрый и непосредственный.
Больше всего я боялся, что на подъемном мосту нам встретится свинья.
Казалось бы, глупость, но всю последнюю перед возвращением ночь мне снилась эта жуткая картина: молодая жена впервые видит замок благородного мужа, подъемный мост навеки опущен и посреди проезда стоит немыслимых размеров свинья, которую не сдвинуть с места без хорошего заряда пороха…
Я проснулся в холодном поту.
Мы добрались до замка к полудню; как только за деревьями показались башни, я оседлал лошадь и поскакал вперед.
Свиньи не было. На покосившихся стенах лежал снег, белая блестящая маска скрывала от посторонних глаз щели и выбоины, скрадывала ветхость и запустение; во внутреннем дворе стояла вечная осень, было слякотно и грязно, и мощно воняло навозом.
– Итер! Итер!!
Через час, когда карета въехала на подъемный мост, свинью уже резали. По всему замку носились нанятые в деревне горничные и слуги, в покрытой пылью кухне развели огонь; молодой муж выехал навстречу женушке на белой как снег, молодой кобыле.
Алана осторожно выглянула из-за бархатной занавески. За моей спиной ждал приговора замок – дряхлая развалина, обиталище призраков…
Я боялся, что она скажет: «И это – твердыня Рекотарсов?!»
– Как красиво, – шепотом сказала Алана.
Отсюда, с пригорка, поселок выглядел игрушкой – белые крыши, сизые ниточки дыма над крышами. Дни стояли слишком холодные, слишком суровой обещала быть зима, во всем поселке топились печки.
И только над крышей дома на пригорке небо было девственно чистое и прозрачно-голубое. Чонотакс Оро не разводил огня.
– Я… это… Господин Ретано, я магов-то боюся, можно, я во дворе пережду?
Кливи согрелся, пока мы поднимались в гору, и бесстрашно подставлял розовое лицо царствующему на пригорке ветру.
– Нельзя, – сказал я сухо. – Мужик он хороший, бояться нечего, о тебе же думаю, дурья башка!
Я врал. Как раз о Кливи я совершенно не думал, а думал исключительно о себе.
Калитка даже и не думала запираться. Во дворе было пусто – ни собаки, ни дров, ни вообще признаков ведения хозяйства… Хотя дрова Чонотаксу и не нужны…
– Тут никто не живет, – радостно сообщил Кливи. – Съехал, видать, ваш маг-то…
Будто в ответ на его слова пронзительно скрипнула входная дверь. Я был готов к встрече, но все равно вздрогнул.
– Входите, – сказал Черно.
Он был завернут в лохматую шубу до пят, но голова его, вызывающе нагая, ловила глянцевой поверхностью отсветы зимнего дня. Черные, малость сумасшедшие глаза глядели безо всякого выражения; я невольно вспомнил хватку холодной руки в глубинах замшевого мешочка.
Мы вошли, причем Кливи пришлось тащить едва ли не силой.
Внутри огромного дома было даже холоднее, нежели снаружи. В уже знакомой мне зеркальной комнате потолок покрыт был инеем, а сами зеркала подернулись изморозью, красиво и жутковато. Кливи начал дрожать – все сильнее и сильнее, вроде бы от холода, хотя щеки у него горели, как манишки снегирей.
– С возвращеньицем, Ретано.
Чонотакс уселся, похожий в своей шубе на лесное чудовище из детской сказки. Из объемистых рукавов вынырнули тонкие белые руки; Черно Да Скоро сплел пальцы и уперся локтями в колени, чтобы было куда водрузить чисто выбритый подбородок.
– Рад тебя видеть, – солгал я с улыбкой. – Я свое обещание выполнил.
Бледные губы Черно растянулись, будто резиновые. После такой ухмылки уже не требовалось ничего говорить – она была красноречивее речи.
– Надеюсь, ты тоже выполнишь свое обещание? – спросил я вкрадчиво.
И без того узкие глаза господина мага сощурились еще больше.
– А почему ты не принес… вещь? О которой сговаривались?
Я улыбнулся еще шире:
– Не все сразу… то есть, конечно, она твоя. Но вот в чем загвоздка… Есть мнение, что выполнить услугу, о которой мы с тобой договаривались… что выполнить ее в принципе невозможно, – я перевел дыхание, потому что слова эти были, по сути, моим приговором.
В лице Черно ничего не изменилось. Как будто я говорил с железной болванкой.
– Я хочу быть уверенным, что ты в состоянии выполнить обещанное, – сказал я уже с нажимом. – Как твой… клиент, я имею на это право.