Авантюрист

Делать было совершенно нечего; комедианты сменяли друг друга на козлах, я показывал Алане следы на снегу и тут же придумывал фантастические истории о собственных битвах с волками и разбойниками. Алана слушала, бледно улыбаясь; один раз я попросил доверить мне вожжи и показал оторопелым комедиантам умение управлять повозкой, правда, передняя ось чуть не лопнула, а Бариан хоть и не решился меня упрекнуть, но все-таки был очень зол…

В селении Межречки назначена была встреча с двенадцатью телохранителями Танталь. Намаявшись в повозке, я с нетерпением ожидал момента, когда можно будет пересесть в удобную карету и продолжать путь, как то подобает аристократу; мы прождали в Межречках день и другой, но никто в округе и слыхом не слыхивал ни о двух экипажах с гербами, ни о дюжине молодых всадников.

– Зима, – сказал я, пытаясь согнать с лица Танталь маску напряженного ожидания. – Мало ли что может случиться…

– У меня такое чувство, – отозвалась она шепотом, – что я подставила их под неприятность. Подсунула вместо себя.

– Чонотакс уже догадался… о нашем маскараде?

– Откуда я знаю? – взвилась она с неожиданной злобой. – Он что, записочки мне шлет с почтовыми голубями?

– Извини, – сказал я смиренно, хоть извиняться, на мой взгляд, было не за что.

Прошло еще два дня, ждать дальше не представлялось возможным; Бариан нисколько не огорчился, узнав, что благородные господа собираются продолжить свой путь с комедиантами. В отличие от меня Бариан даже был доволен; Танталь, сменившая гнев на милость, снизошла до того, чтобы меня подбодрить:

– А что нам мешает вот так добраться до самого города? Лучшего прикрытия не бывает, Ретано. Если Чонотакс до сих пор нас не выследил, дальше ему будет все труднее и труднее…

– А если выследил? – спросил я желчно.

Она пожала плечами:

– Маги не всесильны… Или нам сложить руки под тем предлогом, что от Черно все равно не вывернешься?

Я помрачнел.

– Нам всего-то и надо, что добраться до Эгерта, – продолжала Танталь, сама себя ободряя. – Эгерт найдет… выход.

Женщины непоследовательны. Танталь не верила во всемогущество господина мага – зато верила, по-видимому, во всевластие полковника Солля. Я не стал ее разочаровывать. И даже пожимать плечами не стал.

В пути с комедиантами прошла еще неделя; моя жизнь таяла, как зажатая в кулаке сосулька, а деревянный календарь за пазухой давил, мешал и не давал уснуть. В одном поселке труппу освистали – толпа осталась недовольна, и Бариану со товарищи пришлось спешно сворачивать подмостки под градом летящих со всех сторон мерзлых нечистот.

– Что, играли плохо? – язвительно спросил я, когда ясной зимней ночью мы остановились среди поля и разожгли большой костер.

Предводитель комедиантов опустил плечи; я прямо-таки видел, как на кончике языка его вертится дерзость, но он удерживает ее, будто цепного пса.

– Толпе интереснее швыряться дерьмом, – сказала неслышно подошедшая Танталь. – Ей хоть на голове стой…

Бариан огорченно взглянул на нее, но ничего не сказал; потом я слышал, как, отведя Танталь в сторонку, он в чем-то убеждает ее, поспешно и горячо. Лица Танталь я не разглядел – она стояла ко мне в пол-оборота.

На другой день перед началом представления я поспешил убраться подальше и, бродя вдоль опустевшей улицы, слушал, как вопит сгорающая от любви героиня, как громом грохочет жесть и похохатывает толпа. Кто-то на сцене никак не мог выдернуть из ножен традиционно ржавую шпагу; похоже, хоть сегодня труппу Бариана не освищут. Может быть, даже дадут денег – на хлеб…

– Не нравится? Плохая пьеса?

Танталь стояла в тени огромного голого тополя. В полумраке я не видел ее лица, но голос был сухой, неприветливый, жесткий.

– Эдак мы за полгода не доедем, – пробормотал я, глядя в сторону. – Может быть, нам хватит… ломать комедию… ты как хочешь, а я бы нанял карету. Пока еще остались какие-то деньги…

– Чонотакс нас выслеживает, – сказала она безнадежно.

Я споткнулся и шагнул в глубокий сугроб; снег подался, и я провалился выше колен.

– Записочки с почтовыми голубями? – Насмешка была не к месту, но я не удержался.

– Почти. – Она облизала губы. – Ты не ощущаешь, наверное, потому что у тебя булавка… А я вот…

Неприятный холодок, шевельнувшийся у меня в душе, был куда злее самого злого мороза.

– Возьми, – сказал я быстро, не давая себе времени на раздумья. А проклятая булавка, как назло, зацепилась за манжету и не желала откалываться.

Танталь помолчала, вертя булавку в пальцах. Вздохнула, раскрыла ворот плаща, приколола безделицу на платье:

– Извини… я потом… тебе отдам. Потом.

* * *

Всю ночь я не спал, ворочался на жесткой подстилке, слушая беспокойное дыхание Аланы; я чувствовал себя голым. Я помнил, как рука Черно Да Скоро дотянулась до меня из замшевого мешочка и как менялась погода, ведя меня к определенной цели; я боялся, что на этот раз Чонотакс Оро явится ко мне во сне.

Но он не явился.