— То есть? — все еще не понимал Зелинский. — Ты что, собираешься вместе с бароном Врангелем снова высадиться в Крыму? Или сдаться большевикам?
— Ни то ни другое, — Базиль победоносно пыхнул сигарой. — Мы станем контрабандистами!
— Ничего не понимаю. Ты здоров ли?
— Типун тебе на язык! Мне, конечно, кое-что вырезали, но в отношении моей головы можешь не сомневаться… Мы проникнем в Советскую страну нелегально, через Польшу… Или, если пожелаешь, через Турцию. Переоденемся — я рабочим, ты колхозником…
Зигмунд Григорьевич не знал, смеяться ему или досадовать на друга.
— Не проще ли подать заявку на концессию? Я слышал, что даже Путилов и Рябушинский предлагают большевикам свои проекты…
— С тобой невозможно разговаривать, — вдруг обиделся Захаров. — Концессии, проекты… Никакого полета фантазии! А я уже представил, как мы с тобой, мой друг, крадемся через границу в кирзовых сапогах и фуфайках… Это гораздо романтичней!
(Из выступления П. Рябушинского на торгово-промышленном съезде в Париже, май 1921 года.)
(Из проекта восстановления России А. Путилова.)
(В. Ленин.)
В 1921–1924 годах из-за рубежа в Советскую Россию поступило более 1200 предложений на концессии. Многие из них исходили от русских эмигрантских торгово-промышленных кругов. Однако Советское правительство проявляло большую осторожность при заключении сделок, стремясь сохранить в руках государства все командные высоты в народном хозяйстве.
Глава 5
ДОЛГИЕ ПРОВОДЫ — ЛИШНИЕ СЛЕЗЫ
Молодой следователь ОГПУ Владимир Арнольдович Стырне вошел в кабинет и тщательно запер за собой дверь.
— В шахматишки? — понимающе кивнул Павел Иванович, сидевший за соседним со Стырне столом. — Ну давай… — и он потянулся к сейфу, где между папками с делами затесалась шахматная доска.
— Нет, — Владимир Арнольдович причесался перед маленьким зеркальцем, висевшим на стене, внимательно осмотрел расческу, подул на нее и спрятал в нагрудный карман. — Есть разговор, Пал Иваныч.
— Случилось что? — насторожился Пухляков.
— Случилось, — Владимир Арнольдович уселся на стул и вздохнул. — Не нравится мне все это…
— Что? — недоумевал Пухляков.
— Все, что творится в нашем управлении, — Стырне говорил тихо, склонившись к лицу своего собеседника. — Нет порядка…
— Нету, — с готовностью согласился Павел Иванович. — Жалованье когда должны были дать? Позавчера. А сегодня я пошел к бухгалтеру с этим вопросом, так он, подлец, меня отматерил. Иди ты, говорит, по известному адресу, когда будут деньги, тогда и получишь. Что я, ишак, что ли, даром пахать?! Да я…
— Я не о том, Пал Иваныч, — брезгливо поморщился латыш. — Феликс Эдмундович все время болеет, его заместители всю работу пустили на самотек. И это в то время, когда следует быть настороже. Социалистическое отечество в опасности…
— В какой еще? — нахмурился Пухляков. — Думаете, будет война?
— О, она уже идет, страшная, невидимая глазу война. Нашу страну заполонили капиталистические элементы. Комиссионеры! Знаем мы этих комиссионеров! Цель у них одна: нажиться на богатствах нашей родины и свергнуть рабоче-крестьянскую власть. Вы газеты читаете?
— Ну, — кивнул Пухляков. — От корки до корки. «Правду», «Известия», «Труд» и еще «Пионерскую правду». Ее мой младший из школы приносит. А также — журнал «Крокодил».
— В таком случае вы должны знать, какую подрывную деятельность ведут иностранные разведки. Под видом концессионеров они направляют сюда шпионов, которые вербуют идейно неустойчивых спецов из бывших и организовывают взрывы, поджоги, убийства.