Авантюрист на поводке (СИ)

– Конечно, нет, – сказала Орабель. – Вы только представьте: Мари-Жанна говорит мне, что Флобер не только жив, но и ждёт внизу, в гараже! Конечно, они помогли мне выбраться через окно и устроили встречу. И тут же Флобер говорит, что один из домочадцев, собравшихся в кои-то веки вместе под одной крышей – не настоящий! Оборотень!

– Метаморф, – поправила Макс.

– Это для вас, магов, метаморф, а для простых людей – оборотень, – отрезала Орабель.

– Не слишком-то умно было колесить по всему городу, – начала Макс.

– А мы сначала даже и не собирались, – пожала плечами мадам Соврю. – План был в том, чтобы отсидеться у моего старого приятеля, который был хорошим другом Венсана – у Давида Блюма, нотариуса.

– Да, и вместо того, чтобы дать об этом знать полиции, он перестал отвечать на звонки, – сказала Макс. – Мэтр Блюм, это было глупо!

– Не так уж глупо, учитывая, что в субботу ко мне заявился некий Жерар Мильфей, который предлагал четыре миллиона жюке за завещание, составленное в пользу близнецов, – возразил нотариус.

– Заметьте, это был не я, – тут же заявил Жерар. – В субботу я находился в участке и сидел взаперти!

– Но это были вы! – заявил Блюм. – В точности вы, мсье!

– Да! Вот тут метаморфы просчитались. Была ли это сама Констанс или её подельник? – продолжила Макс. – Скорее, второе. Сейчас он должен сидеть под замком в доме Рузанны Гийо. Сестра Орабель наверняка не была посвящена в план, но поведение внучки её насторожило.

– Рузанна опасалась, что девочка принимает кое-какие нехорошие вещества, – вставила Орабель, – она незадолго до того, как появился Флобер, высказывалась о её странном поведении.

– Флобер два года назад тоже вёл себя странно, не так ли? – уточнила Макс и, не дожидаясь ответа, продолжила рассказ. – Кого-то в чём-то подозревал, к кому-то цеплялся, говорил невпопад, путал родственников. Но в доме, где так много народу, сложно понять, что к чему, и правду узнала лишь маленькая Мари-Жанна.

Девушка, услышав своё имя, вздёрнула курносый носик, так отличавший её от истинных Соврю, обладавших носами крупными и породистыми. И у Флобера он не подкачал, хоть и не был таким мощным, как у близнецов! Наверно, это было унаследовано от Венсана Соврю, потому что Орабель не казалась такой носатой.

– Мне все рассказал Флобер, – сказала Мари-Жанна. – Все от меня отмахивались, говорили, что я глупая и слишком юная, даже маленькая, а потом стало поздно.

– Потом Флобера убили, – сказал Жерар. – Так считали все, кроме Жильбера и его супруги. Возможно, Кати была против, но постепенно смирилась. Метаморфы, случайно, по ошибке убившие свою же подругу, затаились, а главных виновников ошибки попросту выгнали. Это была, я полагаю, Констанс – разумеется, основная вина лежала на ней. Не отличить собственного родственничка от чужого человека!

– Кто тебе сказал, что я его не отличила? – спросила вдруг Констанс угрюмо.

– То есть вы знали, что ваш племянник жив? – вмешался комиссар Матьё.

– Всё не так, – сказала Констанс, впервые поднимая голову и оглядывая всех по очереди усталым взглядом, – но давайте я попытаюсь. Я знала убитую. Да, ту, которая изображала Флобера. Её звали Эва-Лизе Карто. У нас был ещё один сообщник из общества Метаморфоз, и…

Женщина вдруг нахмурилась.

– И он любил Эву-Лизе. А я любила его, – тут она с вызовом посмотрела на Макс. – Но вы же понимаете, что такое быть некрасивой рядом с красавицами, да, мадемуазель детектив? Когда все кавалеры крутятся вокруг более прелестной подружки или сестры, а вас обходят стороной.

– Не знаю, – уязвлённая тем, что её прилюдно и почти в прямую назвали некрасивой, съязвила Макс, – у меня никогда не было проблем с кавалерами.

И увидела, как тонко усмехнулся комиссар. Ох… неужели он был в курсе того, как проходила на самом деле её служба в полиции? Или просто понимал, что в коллективе, где три четверти служащих – мужчины, причем из них многие отлично выглядят и пребывают в расцвете сил, даже у не самой красивой девушки найдутся поклонники? Наверняка в участке были те, кто посвятил Матьё в гнусные сплетни о ней и Бланшетте – и оставалось только надеяться, что новый комиссар верил своему кузену, а не грязной клевете.

И всё же неприятно было знать, что ты – предмет отвратительных обсуждений и насмешек…

– Я любила Жан-Пьера Деверо, а он не отвечал мне взаимностью. Когда Эва стала изображать Флобера и внедрилась в наш дом, я подстроила всё это так, чтобы убили именно её, а не моего племянника. Его я надеялась как-то спрятать… Впрочем, это пришло в голову не только мне, но и Кати. Ей это далось не так-то просто, однако она справилась. Что до расспросов, то Кати легче всего было от них уйти, она просто начинала плакать и упрекать допросчиков в душевной черствости.

– Не трогала бы ты Кати, – сказал Жильбер. – Ты права в одном: ей это далось нелегко.

– Дальше, – велел Матьё непререкаемым тоном.