Авантюристы

— Государыня представила маленького великого князя войску, и оно с неописуемым восторгом приветствовало его! — начал он объяснять прерывающимся от восторга голосом. — Императрица остановилась перед взводом, держа великого князя Павла Петровича за руку. Тут она толкнула его вперед и с восхищением смотрела, как старые воины, помогавшие ей вступить на родительский престол, старые усачи, поседевшие в боях за нее и за родину, кинулись целовать великого князя, брали его на руки, передавали друг другу и кричали ему «ура», как своему природному наследнику! Тут наших было много, и тоже подняли крик… Да, это была манифестация! Все это поняли! Все поняли, что государыня передает ему престол и просит своих верных слуг служить ему так, как они служили ей! У всех были на глазах слезы. А сама она навзрыд плакала… от умиления и восторга… Давно не была она так популярна, как в эту минуту! Она исполнила волю своего народа, слилась с ним душой!

— Ура! — крикнул вне себя от восхищения Орлов.

Цесаревна побледнела. Ее волнение было так сильно, что она не в силах была произнести ни слова. Но как выразителен был взгляд, который она останавливала то на одном, то на другом из вестовщиков!

— Повторите мне еще раз то, что вы сейчас сказали, князь: я не могу себе еще вполне объяснить… не могу понять. Повторите мне это еще раз! — проговорила она дрогнувшим голосом.

Барский поспешил исполнить ее желание. А она слушала его, пытаясь, может быть, вызвать в воображении сцену, которую ей описывали и которая должна была иметь огромное влияние на дальнейшую ее судьбу.

— И вы думаете, что это впечатление не забудется? — спросила она после небольшого молчания, овладев собою, одни только глаза ее продолжали выдавать радость, наполнявшую ее душу.

— О, ваше высочество! Вы бы этого, не спрашивали, если бы как мы, присутствовали при этой сцене! — воскликнул Барский. — Вы ни минуты не сомневались бы, что все, как один человек, поняли желание… что я говорю!.. приказ императрицы, и в сердце своем поклялись его исполнить! Восторг был всеобщий.

— Ура! — снова закричал Орлов. — Вот увидите, что скоро во всей гвардии не останется ни одного человека, который не был бы с нами!

Чтобы скрыть волнение, опять начинавшее овладевать ею, цесаревна подняла хлыст, и ее лошадь помчалась галопом. Только движением да свежим воздухом, который она прорезывала стрелою, могла Екатерина успокоить нервы. Когда, проскакав не останавливаясь верст шесть по дороге, залитой восходящим солнцем, она начала сдерживать коня и обернула свое раскрасневшееся лицо к спутникам, в ее глазах, кроме удовольствия дышать свежим воздухом среди душистых лугов и весело пробуждавшейся природы, ничего нельзя уже было прочесть. Это выражение было знакомо им: они видели эту жизнерадостную улыбку и раньше, во время ее любимых прогулок верхом в мужском седле и в мужском платье, вдали от стеснений придворного этикета, в обществе избранных друзей. Надо было обладать проницательностью князя Барского, чтобы подметить новое выражение в ее глазах и улыбке.

— Отдохнем тут немного и поедем назад, — сказала цесаревна, опуская поводья и принимая на седле непринужденную позу. — Солнце уже высоко, дай Бог вернуться без неприятных встреч! Да и вам пора домой, князь. Вот вам письмо к графу де Бодуару, — продолжала она, расстегивая несколько пуговиц камзола, вынимая спрятанный на груди конверт и подавая его Барскому.

Последний не мог удержаться от недоумевающего взгляда — конверт был запечатан. Это случилось в первый раз, с тех пор, как великая княгиня посылала письма за границу через него.

— Ваше высочество, найдет, может быть, нелишним что-нибудь прибавить к этому письму после того, что произошло, — спросил он.

— Уж вы от себя прибавите, князь. Я свидетельницей происшествия не была: вы лучше меня сумеете описать все это. Спрячьте это письмо и поезжайте себе с Богом, меня проводит Григорий Григорьевич. Что же касается до послания графа, то я прошу у вас позволения оставить его у себя. Оно очень интересно… это послание, — продолжала цесаревна с усмешкой. — Граф позволяет себе ставить нам условия; он по-видимому опасается, что услуга, которую мы у него просим, не будет нами впоследствии достаточно оценена? Но пусть он успокоится: мы в свое время сумеем вознаградить всех наших друзей по-царски. Что же касается до его намеков относительно наших счетов с Польшей, то не мешало бы ему напомнить слова императрицы Елизаветы Петровны, когда она была еще цесаревной и когда за содейство вступлению ее на родительский престол Франция истребовала от нее уступок для Швеции. Вы помните эти слова, князь?..

И, не дожидаясь ответа, она произнесла, торжественно возвышая голос: «Лучше отказаться от престола, чем поступиться плодами победы моего незабвенного отца под Полтавой». Она на мгновение смолкла, а затем, встретив испуганный взгляд Барского, прибавила с усмешкой, кивая на письмо, которое князь в недоумении держал в руке: — К сожалению я не могу выражать такие мысли представителю иностранной державы; мне предлагают только денег взаймы, а не корону.