Авантюристы

Сергей улыбнулся, оглядывая новый наряд Степана. — Добро пожаловать в компанию, господин Репкин! Ну, давай-ка еще по одной!

Для того чтобы экипироваться надлежащим образом, следуя указаниям новоявленного консультанта, пришлось изрядно походить по торговым рядам, совершая необходимые покупки.

Место пребывания сменили. Нарышкин успел насытиться восточной экзотикой до краев, да и хозяин «Александрии» после ночной эскапады Сергея смотрел на постояльцев косо. Сумма, которую он заломил за порубленные подушки и слегка подмоченный ковер, перекрывала убытки гостиницы, по крайней мере, втрое. Взогретый вином Нарышкин, покидая негостеприимные номера, хотел, было, предать заведение огню и мечу, однако товарищество дружно его отговорило. «Гроза морей» несколько умягчившись, но все еще опасно поигрывая клинком, изъявил желание вырезать мужское население «Александрии», обещав пощадить женщин и детей, на что также получил решительный отпор. Урезонил новоявленного «тамплиера» дядька Терентий. Со словами: «Будет баловать-то, еще не ровен час, в глаз себе пырнете», — он отобрал у барина саблю…

Подходящая гостиница нашлась на соседней улице. Комнаты были вполне заурядными, однако чистыми. Содержал номера благообразный, неглупый, степенный немец, напомнивший Нарышкину портрет адмирала Ивана Федоровича Крузенштерна, виденный на выставке в академии художеств. Немец проживал здесь же, в гостинице, с семьей, которая занимала часть верхнего этажа. Он оказался понятливым, с расспросами не лез и за отдельную плату разрешил пользоваться черным ходом. Когда же Сергей объявил, что столоваться вся компания будет тут же, в гостинице, радости господина Заубера не было границ. Он даже прислал в номер Нарышкина кувшин преотличного пива, которое варила сама фрау Заубер.

— Вот это я понимаю «орнунг», — восхищенно крякнул Сергей, отдавая дань пиву.

На следующий день с утра пораньше Аскольд Репкин взялся за работу.

Со Степаном трудностей не возникло. Церковное облачение подходило ему как нельзя кстати.

— Ежели б не жисть подлая, то я и впрямь в духовные подался бы! Глядишь, сей бы час уже службы справлял. Степан удовлетворенно глянулся в зеркало.

— Какой из тебя, лаптя, духовный сан? — хмыкнул Терентий. — Ты же, дядя, за печкой вырос!

— Да уж, мы ваших морей-окиянов не лизали. Мы свое понятие имеем…

— Какие такие у тебя, кобел лесной, понятия завелись?

— А ну-ка, цыц мне! — прикрикнул на них «Гроза морей». — Споры и раздоры прекратить! Зачинщиков самолично буду вешать на реях!

— Научил на свою голову, — тихо буркнул Терентий и отошел в сторону.

С Катериной вышло посложнее.

— Больно, того, хе-хе-хе, краса в глаз кидается, — внимательно оглядев девушку, заявил Аскольд-Антон. — Оно, конечно, пожалуй, и хорошо… только уж больно заметно-с. Тут надобно что-либо посконное, серенькое, чтоб зрению не смущать!

Он достал из своего объемистого баула какие-то вещи, покружился вокруг Катерины, что-то бормоча себе под нос, уединился с ней, попросив всех выйти из номера (к немалой досаде Нарышкина), и через несколько минут перед глазами компании предстала чумазая, забвенная девка-распустеха. Первым побуждением Сергея при взгляде на изменившуюся до неузнаваемости Катерину было подать ей милостыню — о того по-сиротски жалостно она выглядела.

У Степана при виде дочери из груди совершенно неожиданно исторгся горестный вопль. С ним сделалась даже легкая истерика. Понадобилось время, чтобы привести его в чувство.

— Дочура! — выл, комкая клобук, и мажа по щекам сопли, Степан. — Сиротинушка моя жалкенькая! Не припас я тебе на черный день копеечку! Кровинка моя единоутробная!

— Как трогательно… — отводя глаза в сторону, сказал Нарышкин. — Вот она, сила искусства!

Терентия решено было сделать средней руки купчиком. Он был облачен в новый, мышиного цвета сюртук, палевый жилет с массивной «золотой» цепью, свисающей из кармана, и глянцевые смазные сапоги.

Антон-Аскольд удовлетворенно кивнул головой и стал ерошить дядьке волосы.

— Ты что это, баклан, удумал? — ощетинился Терентий.

— Надобно сперва взмохрявить, а потом слегка маслицем покропить и на прямой пробор-с. Борода у вас вполне, так сказать, «алажен франсе», а вот с головой надо что-то менять. Не желаете, пробор можем сделать «брекосе» — на лоб, или стрижку «а ля капуль»…

— Это тебе надо с головой что-то менять! Парикмахер — по баням баб завивать!

— Не хотите «капуль», давайте, по крайности, усы ваши на папильот возьмем.

— Я те возьму! — пригрозил Терентий. — Я те так в шею возьму!

— Бунт на борту? — зарычал Нарышкин. — Ну-ка стой смирно! Тысяча чертей!

Он сам смазал голову Терентия маслом, расчесав его волосы на купецкий пробор. Дядька стоически снес такое надругательство над собой, решив, очевидно, что принять «позор» из рук барина не так обидно.

Аскольд-Антон хмыкнул, увидев результат, но возражать, не стал.

— Не желаете «брекосе», можно было бы и «андулясьон», — буркнул он в сторону.

Труднее всего оказалось с Нарышкиным.