Михаил уже было собрался щелкнуть пальцами, чтобы разблокировать припертую «бедой» дверь, но тут на площадке третьего этаж появились новые действующие лица, в количестве трех человек. Они тоже спешили и тоже выглядели вполне обыкновенно. Все в одинаковых полицейских мундирах. Даже не взглянув на сидящего и воющего господина во фраке, они деловито перелезли через рояль, гремя по нему каблуками и эфесами шпаг, окончательно сгибая в дугу аграф. Один из них при этом орал истошно: – Держи жида!– и размахивал над головой, обнаженной шпагой. Бежал он, как и положено командиру последним, поэтому последним и полез на «Зайлера», который не выдержав доставшихся на его долю унижений, решил отомстить нечестивцам, посмевшим осквернить подошвами его благородные, полированный поверхности. «Зайлер», крякнул, гуднул басом и присел, подгибая под себя все что возможно. Полицейские, не ожидавшие такого коварства от монументального на вид инструмента, полетели по ступеням, пересчитывая их ребрами и затылками. Шпага из руки их начальника вылетела при падении и, свистнув в воздухе, вонзилась во входную дверь, рядом с головой, замершего там изумленно Натана. Шпага раскачивалась и «бугор» смотрел на нее, как кролик на удава, с дрожью понимая, что он только что чудом избежал нелепой смерти. А троица служивых, вскочив на ноги, совершенно целые и невредимые, будто ребра и затылки у них гуттаперчевые, помчались дальше и все трое, тараном врезались во входную дверь, снося с ног Натана и полотно с петель. Так все вчетвером и вылетели, сплетясь в одно целое, на булыжники переулка Эшенбахгассе, приведя в восторг местных мальчишек, сбежавшихся со всех сторон. Полицейские злобно озирались, а их начальник пытался выдернуть глубоко увязшее лезвие шпаги, вцепившись в рукоять обеими руками. Наконец это ему удалось и даже очень, потому что руки по инерции сделали мах, и лезвие шпаги свистнуло над головами подчиненных, приводя их в почтительный трепет.
– Что расселись, как на именинах?– заорал на них старший, видимо инспектор.– Где Жид? Ты… туда, а ты… туда,– и его подчиненные захромали в разные стороны, демонстрируя активность и то, что все же не гуттаперчевые у них задницы, а скелеты не резиновые. Инспектор, оставшийся на месте, цыкнул на мальчишек и те разочарованно разбежались, поняв, что ничего больше интересного не будет, а зря, потому что все только начиналось и этот день надолго остался в памяти счастливцев, оказавшихся в переулке Эйшенбахгассе в это время.
С третьего этажа народ повалил, как из театра после окончания спектакля. Целая толпа, возбужденных до крайности мужчин и женщин, торопливо отсчитывала ступеньки, учтиво приподнимая цилиндры, пробегая мимо сидящего на площадке господина во фраке. Тот уже почти смирился с постигшим его несчастьем и выть прекратил, тихо сморкаясь в кружевной платок невероятных размеров. Рядом с ним топтались работяги, которые продолжали наивно надеяться, что им все же заплатят хоть что-то.
– Добрый день, герр Лист,– поприветствовал его пробегающий мимо первый господин с лохматыми бровями и усами «аля Франц-Иосиф».– Как дела, Ференц? Как ваши рапсодии? Это ваш рояль? Какого черта вы законопатили им проход? – усатый ткнул коленом в откляченный «форбаум» и рояль послушно сполз до самого низа, уткнувшись изломанными «фусклецами» в последнюю ступеньку.
– Уйду в монастырь!– заорал Лист Ференц.– Будь проклято все! Нет правды на Земле и нет ее нигде!
– Герр Лист, что с вами? Вы такой сегодня бледный. Что сочиняете?– кинулся к композитору еще один мимо проходящий и даже присел на корточки рядом.– Какая оригинальная манера, сочинять музыку. Я бы тоже присел рядом с вами и что нибудь сочинил, но совершенно не имею времени. Желаю успеха. О-о-о-о!!! Это ваш рояль, маэстро. Каков! «Зайлер»! О-о-о-о!
– Был «Зайлер»!– взвыл Лист.– Теперь это ящик для хранения нот.
– Что вы говорите? Оригинально! Какая выдумка! Ящик для нот! Вы оригинал, герр Лист,– очередной «прохожий», прогрохотал башмаками по крышке рояля, как по крышке гроба.
Михаил, услышав фамилию композитора и виртуоза 19-го века, с сочувствием взглянул на его сгорбившуюся фигуру и указал Сергею на исковерканный инструмент:
– Поможем?
– Давай,– вдвоем они оттащили рояль с прохода и, перекантовав с грохотом на бок, прикрепили выломанные ножки.
– Это, конечно, на помойку теперь только или на дрова годится, но попробуем восстановить,– Михаил погладил стоящий уже на ножках инструмент и тот, от легкого прикосновения заколыхался, как нализавшийся вдрызг матрос в увольнении. Михаил похлопал ободряюще инструмент посильнее и тот, застыв, звякнул в ответ струнами, явно благодарно.
– Герр, Лист,– обратился Михаил к композитору, безучастно наблюдавшему за их манипуляциями с останками рояля.– Мне, кажется, вам повезло и инструмент совершенно не пострадал. Чехол крепкий и эти… «футоры с фусклецами», тоже крепкие. Ножки подправили и стоит, вон как устойчиво. Взгляните,– Михаил постучал по крышке и рояль отозвался опять радостным стоном.