Авантюристы. Книга 7

Пяти выпотрошенных грузовиков обер-лейтенанту показалось недостаточно для выполнения задачи и он продолжил разрешенный ему разбой, распорядившись варить для пленных пшенку и одновременно начинать их выпроваживать с территории лагеря. Мобилизованные для нужд лагеря три полевые кухни, кстати проезжавшие мимо, в сторону, правда, фронта, дымили трубами и распространяли вокруг запах солдатской каши. Пленные, услышав что их собираются отпускать, да еще и документ какой-то выдав, не верили своим ушам и столпились у выхода из лагеря. Поверили, когда первая тройка, получив аусвайсы, сухие пайки и котелок каши на троих с ложками, умотала в сторону рощи. В руки им сунули еще и по буханке хлеба, который к радости обер-лейтенанта был обнаружен его подчиненными в следующем «караване». Хлеб был недельной давности и им можно было убить, если ударить по голове, но пленные не привередничали и это обер-лейтенанта так же радовало. Русские, как он заметил, вообще народ не прихотливый. Штурмбанфюреры, проследив за начальным этапом фильтрационных мероприятий, наконец-то ушли в штаб 4-ой воздушной армии, пообещав заглянуть через пару часов и обер-лейтенант с резкой фамилией Багонетт – штык, тут же принялся доказывать что не зря ее носит. И что он не только на фронте умеет выполнять поставленные перед ним командованием задачи, но в любом месте. День этот у обер-лейтенанта был самым удачным с первого дня этой Восточной компании. Ему, правда везло, и ранений он пока с контузиями не получал, но вот так проявить свою власть ему довелось впервые и это ему откровенно нравилось. Исключительно для успешного выполнения поставленной задачи, он тормозил автотранспорт и тряс трофейщиков – крыс тыловых со всем усердием конфисковывая для нужд лагеря все, по его мнению, необходимое. К его удивлению транспорт двигался с востока набитый битком, а сопровождающие его тыловики объясняли это тем, что не хотели гнать транспорт порожняком и с готовностью делились содержимым.

Особенно порадовали обер-лейтенанта и его подчиненных, несколько обнаруженных на одном из грузовиков бочек с русским салом и в нем же пару ящиков с копченой колбасой. Фельдфебель, везущий эти деликатесы, попробовал возразить и воспрепятствовать изъятию груза, но обер-лейтенант уже поднаторевший в разборках с тыловиками, моментально поставил его на место.

– Мы выполняем директиву самого Фюрера. Понимаешь ты это, болван? Посмотри сколько у нас пленных иванов и всех нужно накормить. Пойди сам к ним и скажи, что ты не дашь им сало и колбасу, только не забудь взять с собой пачку соли.

– Зачем соль, герр обер-лейтенант?– не понял фельдфебель каверзы, которую ему подстраивает Багонет.

– Когда они тебя живьем жрать станут, высыпешь себе на голову, чтобы русские потом не написали жалобу в Берлин, что их кормят пресной пищей,– пояснил обер-лейтенант, злорадно ухмыляясь. Фельдфебель боязливо покосился на русских пленных и возражать против экспроприации прекратил. Подчиненные обер-лейтенанта в этот день выполняли его распоряжения особенно расторопно и лагерь концентрационный в течение часа был ими успешно перепрофилирован в фильтрационный пункт. Количество пленных уменьшалось в нем на глазах, благодаря находчивости писаря, который предложил для ускорения процедуры, не выдавать русским новых аусвайсов, а ставить печать в красноармейские книжки и в них же делать соответствующую запись регистрационную. Поэтому вновь поступающие группы пленных вообще не задерживались в лагере и получив кашу, булку хлеба, сухпаек и печать в красноармейскую книжку, выпроваживались прочь.

– Дафай, дафай, идрен фошь,– подгоняли охранники получивших все что им положено пленных.

Некоторые пленные кланялись благодарно им на прощанье и даже пытались обнять, пугая солдат Вермахта проявлением русской сентиментальности. Потом привыкли и к этой русской манере и хлопая по плечам очередную тройку освобождающуюся, караульные ворчали: – Пошель, не хрен, идрен матрон,– языковой барьер незаметно для сторон рушился и русские кричали уходя: – Даньке, зяр гуд,– Багонет, войдя во вкус, «чистил» проходящий мимо транспорт, вываливая из него, рядом с проволочным заграждением терриконы барахла трофейного, которое по его мнению несомненно должно было способствовать выполнению возложенной на него миссии. Даже патефон конфисковал для нужд лагеря с русскими пластинками и тут же приказал его завести. Разухабистый женский голос понесся над головами и русские довольно заулыбались. Судя по всему, песня им нравилась.

«Валенки, да валенки… ох не подшиты стареньки…»,– неслось над лагерем и вновь прибывшие пленные и их конвоиры удивленно пялились, открыв рты на развернувшиеся фильтрационные мероприятия. Конвоиры, получив по шмату сала, кругу копченой колбасы и кружке шнапса, удивляться переставали, выпив эту кружку и даже пытались подпевать патефону.