Авантюристы Просвещения: «Те, кто поправляет фортуну»

Авантюристы типа С. Занновича с удовольствием разыгрывали роль Ментора. В Петербурге Казанова изложил свои педагогические принципы, наблюдая за графом Н. И. Паниным, наставником великого князя: не забивать ребенку голову готовыми истинами, а помогать ученику самому находить ответы. Но подобная работа привлекала венецианца только в теории: как раз перед приездом в Россию он отказался от должности воспитателя в Кадетском корпусе для дворянских недорослей из Померании, предложенной ему в Берлине Фридрихом II. В должности не было ничего постыдного, но и ничего престижного для того, кто разыгрывал знатного барина. Гримм, сопровождавший в образовательных путешествиях по Европе принца Людвига Гессен-Дармштадского и графов Румянцевых, от звания наставника открещивался. Когда в 1777 г., после второго пребывания в России, Екатерина II предложила ему возглавить систему образования, Гримм отказался. Профессиональных педагогов было мало; лишь после Французской революции их число в России увеличится, аббат Шарль-Доминик Николь (1758–1835), преподаватель парижского коллежа Святой Варвары, откроет в Петербурге пансион, пользующийся большим авторитетом; вернувшись из эмиграции, он станет ректором Парижской Академии (1821).

В общем, приходится признать, что интеллектуальная деятельность искателей приключений приносила более чем скромные плоды. В 1760 г. Чуди вернулся во Францию, чтобы сделаться одним из масонских учителей. Следы Сальморанка теряются после 1786 г. Дела Пикте Великана шли отменно, но его партнер Лepya замыслил хитрую контрабандную операцию: ввозить беспошлинно товары под видом рекрутских пожитков. В долю вошли также купцы Демаре и Леменьян, зять Пикте [649]. Дело сорвалось, и Великан навсегда вышел из доверия государыни, даже заступничество Вольтера не помогло. Ведь императрица доверила ему гораздо более важную миссию, чем вербовка колонистов. Переписываясь с фернейским патриархом, Пикте косвенно сообщал ему, какой хотела бы предстать в европейском общественном мнении Екатерина II. Французские дипломаты подчеркивали, что, «обуреваемая жаждой славы, она в какой-то мере рассматривает французскую нацию как арбитра своей репутации, чье мнение о ее правлении может повлиять на всех остальных» [650]. Поскольку Вольтер и энциклопедисты определяли общественное мнение во Франции, посредник должен был обладать безупречной репутацией. Тот, кто помогал создавать образ императрицы, не мог быть жуликом.

Обосновавшись в казанских поселениях, Пикте Великан, подобно Билиштейну, подал мемуар об улучшении волжской навигации, затем о табаководстве, обращался с ходатайствами к графам Воронцову, Завадовскому, Орлову, но все без толку, и в 1776 г. он покинул Россию. По протекции Корберона и графа де Вержена Пикте получил во Франции место в интендантском ведомстве (1780); составил докладную записку о России, которую, видимо, использовал аббат Рейналь для «Истории обеих Индий». Затем он перебрался в Лондон, где энергично взялся за перо. Президенту коммерц-коллегии графу А. Р. Воронцову он постоянно писал об английских финансах, европейской политике, о развитии российской коммерции (1786–1788). В 1793 г. он выпустил в Лондоне антиреволюционную брошюру [651], послав более полный вариант Воронцову; продолжал проситься на русскую службу из Британии и из Берна, где в 1793–1794 гг. шпионил в пользу англичан [652].

Другая стезя, на которую вступал знатный путешественник, философ и советник, стремительно вела в пропасть. Самый яркий вояж совершил в Россию в 1779 г. Калиостро. Он принял обличье мудреца, призванного исцелить недуги людей и государства, принести на Север розенкрейцерские таинства. Он уверял, что обладает философским камнем, устраивал в Курляндии спиритические сеансы, используя юных девушек в качестве сомнамбул, которые в трансе отвечали на вопросы, рассказывали о прошлом и будущем. В Петербурге он совершал чудодейственные исцеления, но некоторые смахивали на плутню (например, воскресил мертвого младенца — шла молва, что он попросту подменил ребенка). Но достоверных сведений о его пребывании в России мало (дневник Корберона опубликован не полностью, барон Гейкинг в мемуарах презрительно лаконичен), преобладают легенды. Некоторые из них (о том, что испанский посланник Нормандец напечатал в русских газетах заявление, что никакой граф Феникс в испанской службе полковником не состоял, что Калиостро был выслан) опроверг сто лет назад Е. П. Карнович, проверив подшивку «Санктпетербургских ведомостей» [653]. Как положено, три раза помещено объявление об отъезде: «г. граф Катострос, гишпанской полковник, живет по дворцовой набережной в доме г. генерал порутчика Миллера» [654]. То, что он выдавал себя за испанского военного (вспомним поддельное письмо Калиостро к Бомарше), подтверждается.